Он подал Широкову и Синяеву небольшие трубки.
– Обыкновенная ракета, – объяснил он. – Нажимая вот на этот рычажок, вы приводите ее в действие. Из отверстия впереди вырвется струя газа, и ваше тело получит реактивный толчок в противоположную сторону. С помощью этой ракеты можно двигаться в пустоте в любом направлении. Она заряжена на три часа непрерывной работы.
Он внимательно посмотрел на Широкова, потом на Синяева.
– Бояться нечего. Мы будем рядом и всегда сможем помочь вам на первых шагах.
Синяев в ответ только пожал плечами.
– Я нисколько не боюсь, – обиженно ответил Широков. – Нисколько!
В действительности он немного боялся, но ни за что на свете не признался бы в этом.
Маска была так прозрачна, что казалось – на голове ничего нет. Дышать было легко.
– Вы готовы? – спросил Диегонь.
– Готовы, – ответили Широков, Синяев и Мьеньонь.
Они последовали за командиром корабля к двери подъемной машины.
Диегонь нажал знакомую кнопку.
Прошло несколько секунд, но сигнальная лампочка, расположенная над дверью, не зажигалась. Это означало, что площадка не опустилась.
– Так вот куда попал метеорит, – сказал Мьеньонь.
Диегонь еще раз нажал кнопку, но результат был тот же. Очевидно, механизм подъемной машины был поврежден.
«А если и эта не будет работать?» – подумал Широков.
Но вторая машина работала, как всегда. Загорелась лампочка, и герметическая дверь открылась. Шахта была отрезана от внешнего мира тоже герметической заслонкой, и ни одна крупица воздуха не могла уйти из корабля.
«А холод? – вспомнил Широков. – Ведь снаружи чудовищный мороз».
И, словно отвечая на его мысль, Мьеньонь сказал:
– Включим нагрев.
Он протянул руку и повернул маленькую рукоятку на поясе костюма Широкова.
Широков тотчас же почувствовал тепло. Материя, плотно облегающая все тело, равномерно нагревалась. Через несколько секунд ему стало жарко.
– Надо уменьшить немного, – сказал он.
– Сейчас откроем шахту, – ответил Мьеньонь.
Дверь внутрь корабля закрылась. Широков не видел, как скользнула и исчезла заслонка над головой, но он догадался об этом по холоду, хлынувшему в кабину.
– Усильте нагрев, – сказал Мьеньонь, невидимый в темноте.
Широков нащупал рукоятку и немного повернул ее. Стало опять тепло.
Площадка лифта быстро поднялась, и они очутились на поверхности шара.
В памяти Широкова и Синяева он сохранился как белый. В первое мгновение они не поняли, почему шар стал совсем черным, потом сообразили, что звездолет ничем не освещен.
