Слово о трезвении и хранении сердца многополезное | страница 2



(Ин. 3, 4), то да слышит и сей, что Дух идеже хощет дышет (— 8). — И если мы, в событиях деятельной жизни, такое обнаруживаем сомнение по неверию, то как войти нам в таинства жизни созерцательной? Ибо восход к созерцанию есть деятельная жизнь.

Но, как без письменных доказательств до такой степени неверующему убедиться нельзя; то давайте вставим в сие слово наше на пользу многим черты из житий святых и письменно изложенные ими суждения, в подтверждение сказанной истины, чтоб всякий, убеждаясь тем, отлагал всякое сомнение.

Начнём с первого отца нашего Антония Великого и потом по ряду проходя последующих, соберём, сколько сможем, деяния их и слова, и предложим в уверение неверующих.

Из жития преподобного отца нашего Антония

Шли некогда к авве Антонию два брата и когда вышла у них вся вода, один умер и другой близок был к тому же. Не имея сил идти, лежал и он на земле и ожидал смерти. В сие время Антоний, сидя на горе, позвал монахов, коим случилось быть у него, и сказал им: возьмите кувшин воды и бегите по дороге к Египту. Там из двоих, шедших сюда один уже умер и другой умрёт, если не поспешите. Это увиделось мне, когда я молися. Прибыв на то место, монахи в самом деле нашли одного мёртвым и похоронили его, а другого, оживив водою, привели к старцу. Расстояние было на день пути. — Если кто спросит, почему св. Антоний не послал прежде, чем умер тот; вопрос будет несправедлив. Присуждение смерти брату было не Антониево дело, а Божие, Который и о первом такой суд положил, и о втором открыл. Святому Антонию принадлежит только то дивное дело, что он, сидя на горе, имел сердце трезвящееся и сподобился того, что Господь открыл ему бывшее вдали от него. — Видишь, что св. Антоний, ради трезвения сердца, сделался Богозрителем и прозорливым. Ибо в сердце Бог является уму, сначала, по словам Иоанна Лествичника, как огнь, очищающий любителя Своего, а потом как свет, просвещающий ум и боговидным его соделывающий.

Из жития Феодосия Киновиарха

Святой Феодосий так был уязвлён сладкою стрелою любви и так крепко связан узами её, что высшую сию и божественную заповедь: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею и всем помышлением твоим (Лк. 10, 27), исполнял самыми делами. А это не могло быть иначе, как при устремлении всех естественных сил души ни к чему иному, как только к единому вожделению Создателя. Таково и у него было умное делание, в силу которого он и, когда утешал, был страшен, и, когда делал выговоры, был для всех любезен и сладостен. Кто так, как он и со многими беседуя, наиполезнейшим являлся? И вместе был доволен к тому, чтобы собирать чувства и устроять их к вовращению внутрь? Кто, как он, среди смятений такою наслаждался внутри тишиною, как иные, живя в пустыне? И кто одинаковым бывал и среди толпы, и в уединении? — Вот и великий сей Феодосий, поелику собирал чувства и вводил их внутрь, соделался уязвлённым любовию к Создателю.