Приговоренный к жизни | страница 19
Можно было еще остановить часы Спасской башни, передвинуть какой-нибудь памятник, заставить закипеть воды Москвы-реки. Но делать это было уже скучно. Меня интересовало теперь одно — могу ли я летать. Но проверить мне хотелось красиво, то есть слетая с какой-нибудь крыши высокой — а там полететь или не полететь. Несколько раз я думал, что взлечу прямо на ходу, так сильны были мои фантазии. Но я не взлетал, так что, возможно, этого дара я был лишен. «Тем лучше», подумал я, подходя к высотке на площади Восстания. И пошел на самый высокий этаж. По ходу я выяснил, что могу быть невидимым (и это меня порадовало), зато не могу проходить сквозь стены. Так что с полетами было не так все и очевидно, и я почувствовал интерес к жизни. Моя любимая русская рулетка… Опять, еще раз… Мне было так необычно и странно, когда я спрыгнул, мой полет был наваждением. А дальше, дальше цвета исчезли. Все было прозаично. Я умел летать.
Странно, вы скажете, чувак замечает за собой что-то не вполне обычное (вот именно, не вполне, а этого ли я хотел?) и так заурядно об этом говорит. Но поверьте, все было именно так. Я даже сигарету закурил только, когда понял, что она у меня есть. Может, это и есть признак особенного волнения? Но нет, не буду вас обманывать, я знаю, когда я действительно волнуюсь. Лишь две вещи радовали меня — возможность доставать деньги из воздуха и питаться в «Праге». Вторая — возможность невидимым преследовать девицу до дома и там смотреть ее голой. Ну еще в метро не надо было теперь ездить, конечно. Ладно, у меня способности. Но я за собой и раньше много такого замечал, до начала игры. Может, я и летать тогда умел, только не думал проверять? Из чего собственно следует, что я и есть неназываемый? Вон сейчас сколько идиотов сквозь стены ходят, а я даже этого не умею. Но если меня назовут «отец лжи», я обижусь. Потому что не вру; а если и вру, то редко и случайно. Я знал стольких людей, которых украсило бы это имя… Да, но их так никогда не назовут.
На том же Бульварном кольце двое умаянного вида граждан наивно рассматривали какую-то убогую новостройку, непристойно умиляясь. Я подошел ближе и понял, что они издеваются. Один обернулся и в глазах его будто что-то вспыхнуло и погасло, а после… после он посмотрел на меня ровным взглядом таинственным, приглашения (?), словно палец к губам приложил. Я шагнул навстречу. Оба обернулись в каком-то менуэтном поклоне.
— Мир прах у ног твоих, Обреченный призрак. Повелевай нами и убей нас.