— А ты вернись, Кот. Просто вернись — и всё наладится, я уверена. И всё будет как прежде, и даже лучше. Ты только вернись…
Я осеклась. Осеклась, — потому что по её щеке пробежала едва заметная слезинка. А ведь она вообще никогда не плакала. И я, и братья, мы её за это уважали. А что было там — внутри у Человека-Праздника, Человека-Улыбки, Чеширского Кота? — об этом мы как-то не думали… Вот и сейчас.
— Прости, Котя, — но она улыбнулась:
— Ничего, Сонькин, всё пучком. Я же умный Кот. Я всё-всё понимаю. Честно. И вернуться тоже очень хочу… Ну, насколько этого может хотеть привидение.
Она встала и сладко потянулась — как самый настоящий Кот.
— Пора мне. Я немного устаю от этих наших «контактов». Уж не знаю, отчего и почему, но факт — вещь упрямая. А уж как после разговора с Матрицей устала! Хорошо хоть, когда пропадаешь… Это лучше любого сна. Потому что, гляди: сейчас ты есть, а потом — раз! — и нет тебя. Совсем.
Ой, и правда нет, замечаю я. Пропала.
Снова пуста моя белоснежная палата, и не торчит из пола инородным телом кургузая табуретка.
«Значит, и мне пора».
Я вздыхаю и послушно закрываю глаза. Сон сворачивается в трубочку и отчего-то булькает. А, это не сон — это суп. Я же вот она — на кухне. И недостроенное крыло самолёта за моей спиной, и табуретка подо мной, и суп на плите медленно, но верно выкипает, и картошка, похоже, совсем разварилась.
Придётся делать пюре.
Отдыхай, Кот. Отдыхай, — а потом возвращайся, ладно?
Внезапно на кухне появляется Лохматый. Мельком глянув на меня, он как-то странно вздыхает, потом берёт полотенце и, ухватившись за кастрюльные «ушки», сливает воду с картошки. Над раковиной поднимается пар. Лохматый сосредоточенно толчёт картошку. Я сижу на табурете и смотрю в окно.
За окном идёт дождь.
…
Часть третья.
Глава 7. Лохматый: Попытка к бегству.
Пообедали, не сговариваясь, втроём, в «пространстве» Матрицы, за тем же «японским» столиком. Но это были уже совсем другие ощущения. В этой трапезе напрочь отсутствовало то волшебство, которое все мы испытали на себе во время чаепития.
Проще говоря, Кот, там не было тебя.
Тебя не было нигде и никак. Я смотрел на лица брата и сестры, отрешённые, задумчивые, и понимал: всё уже закончилось. Их, как и меня, ты уже посетила. Сказала каждому что-то своё. За что-то похвалила, за что-то поругала. Выслушала жалобы. Наверняка дала пару дельных советов…
И ушла. Растворилась. Исчезла.
Не знаю, о чём думали Матрица и Соня, а я… Я чувствовал себя почти так же, как тогда, два года назад, — брошенным, забытым, оставленным на произвол судьбы. Моя и без того бессмысленная жизнь, казалось, обессмыслилась ещё больше. Я не знал, что делать. Как жить дальше. С одной стороны, я помнил твоё напутствие, да и сам факт того, что фикус выкинули с балкона, явственно давал о себе знать. Мой балкон перестал казаться мне уютным гнёздышком, надёжным убежищем. Отныне он стал всего лишь ещё одним пространством. Теперь мне было всё равно, где существовать: на балконе, на кухне, да хоть в ванной. Это больше не имело никакого значения.
