— Это будет символизировать, что, пока Ваше Величество остается в Кенилворте, время не двинется с места.
Она была совершенно счастлива. Как ей нравились вся эта помпа, эти лесть и церемонии! Как она любила, чтобы ее превозносили — и превыше всего, как она любила Роберта!
Во время ее визита в Кенилворт повсюду ходили слухи, что она, наконец, объявит о своем намерении выйти замуж за Роберта. Очевидно, именно на это надеялся Роберт.
Эти дни в Кенилворте невозможно позабыть и не только мне, что совершенно объяснимо, но и всем, кто сопровождал королеву. Для меня же они стали поворотным моментом в жизни.
Думаю, что можно с полным правом сказать, что никогда не было и не будет столь разнообразных и хитроумных развлечений, как те, что запланировал Роберт для удовольствия королевы. Были в изобилии фейерверки, выступления итальянских акробатов, бои медвежьи и бои быков, рыцарские турниры. Всюду королеву сопровождали танцы, и она танцевала до самого утра, никогда не уставая.
В первые дни в Кенилворте Роберт не оставлял королеву, всюду ее сопровождая, да и позже, надо признать, он не позволял себе отсутствовать слишком долго. В редких случаях, когда он был партнером по танцам для других дам, я видела, как пристально и нетерпеливо наблюдает за ним Елизавета.
Я слышала, как однажды она с упреком ему сказала:
— Вы, должно быть, наслаждались танцем, милорд Лейстер.
При этом она была высокомерна и холодна до того момента, пока он не склонился к ней и не прошептал ей что-то, что подняло ее настроение.
Было невозможно поверить в то, что они — не любовники.
Я, должно быть, мечтала о невозможном, но временами, когда видела, как он жадным взглядом оглядывал зал, я знала, что он ищет меня. Когда же наши глаза встречались, что-то вспыхивало между нами. Мы оба жаждали свидания, однако, я знала, что нужно было соблюдать строжайшую тайну.
Я сама себя сдерживала, сама уговаривала, что на этот раз не должно быть никаких поспешных объятий. Нет, Роберт. Пусть сегодня королева подождет. Он будет внушать доверие, так как он самый внушающий доверие мужчина на земле. Однако я стала мудрее. Я буду начеку.
Меня восхищала мысль, что я — соперница Елизаветы. Она была достойным соперником — с ее арсеналом власти, с ее величием, с ее угрозами, наконец, которые, несомненно, последуют.
«…Мои милости не могут принадлежать лишь одному подданному…» Временами в ней просыпался ее отец: «…Я подняла вас… я точно так же сброшу вас вниз…»
