Наконец, приятель мой не вынес и прислал за нами машину — вездеходный «газик», шофер которого, зайдя в дом, показал две книги: «Пугачевский бунт в Зауралье» и «Описание уральских обычаев».
— Василий Михайлович их вам тамо-тко даст почитать, — улыбаясь, сказал он и обратился к супруге: — Вам, женщинам, — грибы, а хозяину — книги. Иначе вас не заманишь…
Сатка, действительно, носила следы древней пугачевской поры: церковь у пруда стояла вплотную к старинным домнам, сделавшись коричневой от времени и окиси колошниковых газов, избы вокруг, сложенные из вековых лиственниц, были даже не обшиты тесом и скульптурно чернели боками. Добротные ворота под узкими навесами еще хранили, как встарь, окошечки, на которых, по уральскому обычаю, ставили когда-то хлеб и квас для беглых сибирских людей… И даже склоны вокруг старого города — с остатками пней на десятки верст — напоминали те времена, когда делали в Сатке чугун на древесном угле — лучший чугун в России.
Приятель мой все подготовил отлично. Через пару часов женщины в штормовках и сапогах ушли на болота за черникой с веселым шофером, всю дорогу рассказывавшим байки и гарантировавшим по паре ведер редкостной по нынешним временам ягоды. А я уже сидел возле печки, перелистывая страницы редких книг с ятями и гравюрами…
Странная вещь: книга возле горящей печки возбуждает в нас давно исчезнувшие чувства, и кажется, что вот скрипнет дверь, звякнет кольцо щеколды и войдет… какой-нибудь стриженный под скобку кержак, ища привычным глазом икону с горящей лампадкой, чтобы перекреститься и начать спор о вере, о земле, о трудном хлебе раскольников…
Дверь, действительно, отворилась. Вошел коренастый молодой парень с бородкой, в кожаной потертой куртке и с чертежным тубусом под мышкой.
— Максимов, художник, — представился он, — вот пришел познакомиться…
Русые волосы, по-современному длинные и вьющиеся, напоминали и вправду крестьянскую прическу, а скуластое лицо, обветренное, говорило о долгих часах работы на открытом воздухе.
Я не удивился, ибо приятель обещал мне разные сюрпризы в Сатке, и после сорокапудовых пушек в городском сквере, двухэтажных изб у пруда и живой древней домницы этот человек должен был появиться…
Он развешивал на переносных рейках свои полотна, рисованные на картоне, и по ходу дела пояснил:
— Вообще-то я сейчас на газостанции работаю, а окончил на оформителя училище в Нижнем Тагиле. Так что промышляю и рисую помаленьку…
— А времени хватает?
