Целебное снадобье, подумал бий Торымтай, или приворотное зелье. А урусский юноша разом обмяк и начал медленно опускаться на колени.
Воины отпустили его руки и расступились в стороны.
Конец всех подвигов, разочарованно подумал бий Торымтай, сейчас начнет молить о пощаде. Но урус, казалось, забыл об окружавших его врагах. Он бережно погладил ладонью желто-голубую кучку, слезы хлынули из глаз, он склонился и начал целовать смоченную горячей влагой пыль. В наступившей тишине слышался его прерывистый шепот.
Родная земля, догадался, наконец, бий Торымтай. Родная земля и пепел домашнего очага. Ему стало грустно. Воины молчали, улыбки сошли с их лиц.
- Я не звал тебя в свой город, - хмуро сказал бий Торымтай и пошел прочь:
Все это осталось позади. Десять дней и ночей простояв без дела под Все это осталось позади. Десять дней и ночей простояв без дела под стенами, урусы бесславно ушли в свою страну, и снова закипела жизнь в спасенном Аллахом городе.
Миновав майдан - главную площадь Агабазара, - бий Торымтай двигался к пристани.
- Атак, Торымтай* - кричали со всех сторон люди.
- Атак? Атак!
Горячий конь рвался в полет, но всадник твердой рукой сдерживал скакуна. Герой не спешил - ему нравилось парить в облаке славы.
Базарбаши Бигеш приветливо махал издали рукой. Хозяин Агабазара был рад приезду народного любимца.
А на пыльном майдане в толпе невольников маялся Микула. Неизбывная жажда томила его, хищник-голод неустанно слонялся по пустым кишкам и урчал тоскливую песню, но пуще голода и жажды терзало юношу жгучее чувство непоправимости случившегося. Двенадцать дней и ночей прошло со времени неудачного штурма главной булгарской крепости, и все эти двенадцать дней и ночей упорным дятлом стучала в голове одна и та же мысль, один и тот же неумолчный вопрос: зачем?
Зачем он полез на эту стену? Зачем он кинулся в одиночку на целый город? Временами все происходящее виделось ему дурным сном, и тогда казалось, что вот-вот кончится страшная ночь, он проснется, и все будет по-прежнему, и снова взойдет Солнце над Ярилиным холмом, и закружит хоровод, и песня польется над весенним простором:
Однако ночь не кончалась. В положенный срок всходило Солнце, но его золотые лучи освещали чужое место, заполненное чужими людьми.
Солнечный жар безжалостно обжигал тело, враждебно скрежетала вокруг незнакомая речь, равнодушные стражники стояли рядом и зорко стерегли каждое движение. Со всех сторон доносилось ржанье коней, мычанье коров, блеянье овец, крик петухов, и эти звуки вызывали в душе Микулы чувство неловкости и стыда - он, человек, был выставлен на торг наравне с домашней скотиной. Даже там, на вершине своей глупости, когда булгарские воины откровенно издевались над ним, он не чувствовал такой обиды - булгар было много, они имели больше опыта, поэтому победили. Недаром же великан, едва не сбросивший его со стены, подошел позже, хлопнул Микулу по плечу, и во взгляде бывалого воина просверкнула искорка человеческого, мужского одобрения. Конечно, все это служило слабым утешением, и Микула с тоской смотрел на легкие белые облачка, которые медленно плыли в голубой вышине неба, и плыли они в ту сторону, где была его родина:
