- Зоренька-ясынька гуляла, - счастливо бормотал он вслед за хороводницей, - ключи потеряла...
- Я, девушка Улита, - почти пела хороводница, - путем-дорожкой прошла, золот ключ нашла. Кого хочу - того люблю, кого сама знаю, тому и душу замыкаю. Замыкаю я им, тем ключом золотым, доброго молодца Бажена!
Все взоры разом устремились на высокого, плечистого Бажена, лицо которого осветилось улыбкой счастья, и на повторе он громче всех крикнул: - ... красную девицу Улиту!
Да и каждый старался сказать погромче заветное имя, чтоб услышал его выбранный сердцем человек. Один только Микула промолчал в этом месте общего речитатива, потому как сердце его еще не сделало своего выбора, а озорничать, говорить неправду перед ликом всемогущего божества было непростительным святотатством. На какое-то время Микуле стало неловко и неуютно, как неловко и неуютно бывает ребенку среди взрослых, занятых важным взрослым делом. Он невольно опустил голову, уперев взгляд в землю, и в тот же миг с противоположной стороны хоровода прилетело вдруг негромко произнесенное имя его.
Микула резко вскинулся и изумленно оглядел стоящих напротив девушек.
Они стояли лицом в хоровод, спиной к Солнцу, глаза их были в тени и, похоже, ни одна из них не смотрела на Микулу. Почудилось - разочарованно и одновременно с облегчением подумал он. Но девичий голос угольком тлел в душе его, и от этого уголька затеплилось и стало неотвратимо разгораться сладостное предчувствие какой-то новой жизни, незнакомой радости и еще не бывалого счастья.
А Улита-хороводница, положив на землю крашеное яйцо и маленький круглый каравай, запела сильным чистым голосом:
Весна-красна!
На чем пришла?
На чем приехала?
Все подхватили песню, и хоровод двинулся по кругу.
Светобор
С детства знакомые звуки и запахи убаюкивающим облаком обволакивали Светобора. Напряжение бурной, колготной жизни незаметно отпускало душу, и она тихонько млела в благословенном покое родительского дома. Но сон не шел. Стоило закрыть глаза, и тотчас стремительно убегала назад земля с пучками прошлогодней травы, вилась перед лицом черная грива коня, мелькали прутья придорожных кустов и стволы деревьев. Откуда-то сбоку выплывали потускневшие от долгого житья глаза отца, глухо звучал его голос, и снова дорога, и бесконечное трепыханье черной гривы, и кусты, и деревья, и синий окоем впереди:
Старый Путило свесил с полатей бороду, негромко кашлянул.
- Не спится, сынок? - спросил участливо. Светобор потянулся всем своим сильным, гибким телом, резко вскинулся и сел, привалившись широкой спиной к выглаженным временем бревнам стены.
