- Прознал я, боярин, - лениво протянул Петрило, - что Твердислав Михайлович о том же мечтанье имеет.
- Твердислав - умный, - неожиданно трезвым голосом сказал Дмитр, словно соглашаясь с неким тайным собеседником, с которым давно, похоже, вел спор о Твердиславе. - А потому он умный, что насаждает веру грецкую. Это хорошо. Без такой веры не удержать власть над черным людом. Христианский бог - суровый бог. Его куском мяса да пеньем-топаньем не купишь. Страх вот главная жертва богу этому.
- Помимо страха есть еще любовь, - вмешался Петрило и невольно коснулся висевшей на груди оловянной кругляшки с ликом архангела Михаила.
- Верно! - согласился и даже как-то обрадовался Дмитр. - Страх и любовь - две руки бога христианского. Я так понимаю: люби себя, держи в страхе других. Вот в чем сила грецкой веры. А Твердислав умен, да слаб - не под ту руку встает, сор людской привечает, черным людям норовит, хочет любовью власти добиться. Да разве ж можно людей жалеть? Черного человека держи в черном теле! Нет, Петрило! Только мне седло власти новгородской впору, только мне на том коне скакать, только мне его понукать. Эх, кабы воля моя!
Дмитр приложился к ковшу, подергал булькающим кадыком, отдышался.
- Тошно мне, Петрило, ох, тошнехонько:
Петрило уже несколько лет служил Дмитру Мирошкиничу. За это время выучил все его повадки, разговоры и даже мысли. Знал, когда помолчать, когда слово молвить, умел и угодить, и взбеленить, и успокоить. Но в последнее время начал он замечать, что служба боярская стала ему не то чтобы в тягость - а как-то не совсем по душе, раздоры новгородские наскучили, хвастовство и тайные дела молодого боярина вконец надоели.
Иной раз так бы и вылетел быстрым коршуном на речной простор, в широкие дали неоглядные. Случалось, тайно завидовал какому-нибудь рванине побродяжному, который ныне цел, а завтра волк его съел. Воли хотелось боярскому отроку Петриле. Служба подневольная даже сильному колени гнет, а на воле и слабому удача не заказана. Петрило слабым себя не считал, в удачу свою верил крепко, но и головы с плеч не ронял - понимал, что спешить не следует. Ждал. И вот, кажется, дождался.
- Тошно мне, - скулил Дмитр.
- А вот потешу тебя, боярин, - пообещал Петрило веселым голосом.
- Тошнехонько, - тянул боярин, но Петрило знал, что хозяин навострил уши и слушает его внимательно.
- Встретил я намедни человека одного, попа расстриженного.
Премудростью телячьей, летописными заметами набита голова его, как борть лесная пчелами. Всяческих историй лет издосельно-давних знает превеликое множество. Мыслю, что одна из тех историй будет тебе, Дмитр Мирошкинич, дюже интересна.
