Еще немного, и потирать ладошки начнет, скотина!
На всякий случай отступив от них на пару шагов, прямо под фонарь, от которого на голову посыпалась ночная летучая дрянь, медленно и раздельно я проговорила:
— Ребятишечки, не верю я вам! Слишком часто меняете вы свои планы. И поэтому тело Наташи отвезу Шадову, как и хотела, и отдам ее только в его руки. Все!
— Я говорил! — воскликнул Андрей в полный голос, повернувшись к Борису.
А тот вперед выступил и заблеял, виновато хлопая глазами:
— Татьяна, это моя инициатива! Так, знаешь, не хочется лишней возни вокруг всего этого, а сделаем по-нашему — она будет минимальна, ты же понимаешь! И еще, может, после этого поверишь, я не хочу на место Владимира Степановича! Не пойду я на его место!
Борис даже кулаком потряс перед грудью, а последние слова прокричал шепотом. Что это с ним?
— Слизня-ак! — Андрей произнес это с выражением, сквозь зубы, и глаза даже закрыл от удовольствия. — Мы это еще посмотрим!
Опять заморочки, господа ангелы! Надоели мне и вы, и они, пламенный привет вашему стаду! И не доводите меня до силового варианта решения наших разногласий, не советую! Без раздражительности не советую, при которой теряется способность к трезвой оценке себя и собственных поступков!
Одарив их недобрым взглядом, я пошла себе потихоньку к дверям массажного салона, соображая по дороге — остались ли Синицыны в недоумении относительно принятого мной решения.
Наташа лежала в прежней позе, и у меня защемило сердце — настолько была она похожа на неживую.
Облизав губы и приблизив их к ее носу, я уловила выдох и сама выдохнула с облегчением. Охранник, стоявший за моей спиной, вытаращился удивленно, а когда я повернулась к нему, поспешил вернуть на лицо маску невозмутимости.
Да, милок, это не твое дело!
Осторожно, как подобает, и легко он поднял Наташу на руки и пошел впереди, к лестнице, ведущей наверх.
Оставшиеся трое вышли на улицу, без суеты и антуража обеспечивая погрузку тела в мою машину. Поглядывали искоса, но с интересом на братьев-разбойников, смиренно жавшихся в сторонке. Когда вынесли Наташу, Андрей с трогательной заботой взял Бориса за локоть, хотя стоял тот прочно, как столб, расставив ноги и вывалив живот, и в свете фонаря казался абсолютно невозмутимым.
Наташу осторожно уложили на заднее сиденье, подогнув ей ноги, закрыли дверь.
Плавный старт плавно перешел в плавную езду по ночным улицам с моргающими желтыми глазами светофоров на перекрестках. Нога подрагивала от желания придавить как следует педаль газа, но нельзя было. Уж слишком болтало Наташу сзади при каждом повороте, на каждой кочке и выбоине в асфальте. Я поймала себя на мысли, что везу ее осторожно, как тяжелобольную или как грудного ребенка, опасаясь повредить ей каждым лишним толчком, и улыбнулась такой своей заботливости, имевшей, впрочем, под собой кое-какую основу. Дело в том, что мне по-прежнему неизвестен был срок действия препарата. Тряска при езде могла сократить время бессознательного состояния Наташи. Прибыв к месту назначения, ее надлежало вынести из машины, продолжая ломать комедию с ее смертью. Колоть же ее еще раз мне представлялось невозможным — просто могло не выдержать сердце.
