Я тогда подумал, что в армии все забуду, отойду и действительно прощу. Потребовал у Ольги клятвы верности, и она обещала ждать моего возвращения.
Но, сколько раз я потом убеждался, уж если трещинка появилась — обязательно жди полного разлома. Все получилось как в песенке Владимира Семеныча: „Разлука быстро пронеслась — она меня не дождалась“. И самое интересное, что ее мужем стал тот же сучок Сережка Шпакин, сынок зав. овощной базой. Она, как мне рассказывали, навещала его в больнице (сострадательная моя!), потом ее видели с ним возле его дома — ну тут все ясно.
Я в это время проходил, как тогда говорили, „школу мужества“ — начались все эти южные конфликты — Карабах, Сумгаит, Тбилиси, Баку… Сколько ребят, моих земляков, погибло рядом со мной из-за этих черножопых! Мне еще повезло: только пальцы на правой руке чуть прихватило шальным осколком…
Короче, на мою службу хватило. И вот в Баку, после ночного боя, как это бывает в кино, приезжает кто-то из Тарасова, привозит почту. Письмо от нее: „Прости, пойми… любовь и дружба… не забуду“. Я тогда весь автоматный рожок со злости в небо выпустил, и меня за эту очередь — всех опять переполошил — чуть под суд не отдали. Обошлось.
Но вот тут я почти физически почувствовал у себя кусок льда в груди слева. И холодную ярость и четкость мысли. Я знал, что не первый и не последний попадаю в такую ситуацию. Что это как бы и нормально и происходит чуть ли не со всеми.
Но я не хотел быть и терпеть, „как все“…
Во время туманного юношества я много читал, проглатывал подряд все книги из подписных дефицитных изданий домашней библиотеки. Эти пушкинские, лермонтовские, тургеневские и прочие девицы и девушки. Боже, как я стал теперь ненавидеть всю эту слащавость! Это лицемерие невинности! „Ох дурят они нашего брата“, — часто вздыхали, шутейно примиряясь с неизбежным, мужики-простецы. „Нет, — говорил я, — не просто дурят, они убивают, ломают судьбы и жизни, ложь — это их естество и т. д. и т. п.“.
Я в ярости кричал, пытаясь доказать изначальную подлость женской натуры, — надо мной посмеивались, успокаивали — ну что ж, мол, раз бабы такие суки, переходи, Диман, на коз или мальчиков.
— Нет, — сказал я себе, — я буду их иметь, трахать, топтать, всех, кого захочу, когда, как и сколько захочу. Я буду всем — им, себе, окружающим — доказывать, что внешне самая любящая, чистая и бескорыстная из них — суть лживая, порочная, жадная и подлая тварь. Надо только создать подходящую жизненную ситуацию, и правда выплывет.
