За пределами желтого круга керосиновой лампы сгущаются сумерки, о стекло ударился ночной мотылек. Из соседней комнаты слышится пение Марианн. Она поет без аккомпанемента, поет одну из «Songes» (Сборник песен Альмквиста. (Здесь и далее — прим, перее.)) Юнаса Луве Альмквиста.
Боже ты мой, как прекрасны звуки из ангельских уст.
Боже ты мой, как сладостна в звуках и песне смерть.
Спокойно, душа моя, в реку стремись, в пурпурную реку небес.
Спокойно, блаженный мой дух, опустись в Божьи объятья, в объятья добра.
Даг тихонько встает и ставит пустой стакан из-под молока в мойку. И исчезает, дверь в столовую бесшумно открывается и закрывается вновь. — Дагге влюблен в Марианн, — говорит Пу.
— Такое маленькое дерьмецо, как Пу, в этом ничего не смыслит, — отвечает Май, щипля Пу за ухо.
Пу в восторге.
— Еще как смыслю. Он сам сказал. Говорит, что собирается стать оперным певцом, как и Марианн.
— Нехорошо ябедничать на брата, Пу. — Лалла поднимается и собирает швейные принадлежности в лубяную корзинку. — Между прочим, тебе пора спать.
— Я могу не ложиться до полдесятого.
— Кто это сказал?
— Бабушка.
— Ну так это у бабушки. А сейчас мы у Бергманов, и здесь положено ложиться в девять.
Пу со вздохом встает со стула, он думает про завтрашний день, много чего произойдет в день Преображения Господня. На рассвете он отправится на мес-то самоубийства и, может, повстречается с Часовщиком, и еще он должен с отцом ехать в церковь Гронеса.
— Что с тобой Пу плохо себя чувствуешь?
— Чего? — разевает рот Пу.
— Закрой рот, Пу. Я спрашиваю, ты плохо себя чувствуешь? — Май пристально смотрит на маленькую фигурку.
— Вовсе нет, черт подери, — вздыхает Пу, — просто так много всего.
— Идем послушаем немножко Марианн, а потом я уложу тебя. Идем же, не стой с разинутым ртом. Ты должен следить за собой, человек с разинутым ртом выглядит глупо.
— Знаю. Только идиоты ходят с разинутыми ртами.
— Спокойной ночи, Пу, — говорит Лалла. — Не забывай, что ты воскресный ребенок.
— Да, — кивает Пу, ощущая тяжесть собственной избранности. — Да.
— Спокойной ночи, Май. Я иду к себе.
— Спокойной ночи, фрекен Нильссон.
— Спокойной ночи, Пу.
— Спокойной ночи, Лалла.
Лалла спускается по кухонной лестнице к бараку с тесными каморками. Май кладет руку на худенький затылок Пу и, подталкивая, ведет его в столовую.
Марианн поет в сумерках. Лампы погашены, комната освещается лишь двумя свечами, стоящими на широкой буфетной стойке. Марианн сидит на вертящейся табуретке, чуть подавшись вперед, руки сложены на животе. Черные глаза широко раскрыты, она поет голосом, рождающимся и живущим в ее теле. Я тоже влюблен в нее, грустно думает Пу.
