История советской фантастики | страница 24
В этом смысле особенно обескураживают литературные метаморфозы А.Румянцева и В.Понятовского. Оба они начинали в «Селене» вполне приличными рассказами: первый опубликовал «Историю Той Стороны» (1925), второй «Бездну» (1927), однако в качестве «подкургузников» оба совершенно деградировали. «Расплата» А.Румянцева (1930) и «Пропуск на Луну» В.Понятовского (1930) — две ходульные вариации на тему «катапульты», еще более плоско-пропагандистские, чем у самого Кургузова. (Пожалуй, из всех «катапультных», условно говоря, романов советской фантастики произведения этих наиболее приближенных к Кургузову литераторов выглядят особенно беспомощно; очевидно, что будущий руководитель Секции фантастов внимательно отбирал кадры.) У Румянцева новое оружие установлено уже на Луне, и оттуда в любой момент может испепелить любой континент (автор, правда, ограничился только Британскими островами — после того, как «олигархия потопила в крови восстание шахтеров…»; стало ли после такой оказии лучше жить шахтерам, неизвестно). У Понятовского «лунный луч» — нечто вроде лазерного — легко определяет «классовую природу» любого из жителей Земли: рабочие и крестьяне от него совершенно не страдают, зато буржуа и капиталисты падают замертво (автор, увы, не прояснил, как же будет воздействовать луч на интеллигентов и прочих совслужащих — очевидно, этот вопрос предполагалось изобретателями оружия как-нибудь «утрясти в рабочем порядке»). Содержание опусов В.Маркелова («Долгая лунная ночь»), Ан. Спирина («Взлет») и М.Лодочкина («Путешествие „ЛК-1“») даже упоминать лишний раз не хочется — настолько они художественно беспомощны и политически сервильны. Достаточно сказать, что, например, все «космические снаряды», в которых ученые в романе М.Лодочкина отправлялись на Луну, были названы в честь советских государственных деятелей («Чичерин», «Рудзутак», «Тухачевский», «Ворошилов», «Сокольников» и др.). Эти неуклюжие реверансы уже в конце 30-х едва не стоили автору лагеря — к счастью для него, в последний момент Кургузов всё-таки замолвил словечко Ежову и дело против очередного «пособника врагов народа» было прекращено, не успев начаться.
Так или иначе, уже в начале 30-х С.Кургузову удалось набрать достаточный вес в писательской среде и сгруппировать вокруг себя сплоченное ядро последователей (в 1932 году его собственная «Секция», еще никак официально не оформленная, уже насчитывала свыше трех десятков писателей). Ему даже удалось — хотя это и потребовало определенной сноровки — заручиться поддержкой видных «селенитов», которые после роспуска их объединения и фактического устранения от дел Лежнева остались без видимого прикрытия. Кургузов знал, что многие «селениты» считают его опасным и хитрым интриганом, «селениты» знали, что Кургузов это знает. Однако на некоторое время «сосуществование» всех устраивало: у воспитанников Лежнева были талант и всё еще авторитет среди читателей, у Кургузова была поддержка Сталина и ядро будущей организации, которая должна была стать со временем многочисленной и, в конечном итоге, самой влиятельной. Близился 1934 год Первый Съезд Писателей СССР. В ожидании нового штурма Кургузов крепил единство рядов.