Глава первая
ДЕЛА КАЗАНСКИЕ
«И тогда Иоанн князь Васильевич дерзновение принял великое: христианскую веру от варвара, от Ахмата золотоордынского защитить и ответить презрением на ордынские все притязания».
сКазанский лесописец», гл. 9.
ОРДЫНКА
осква-боярыня нежится под ласковым весенним солнышком.
Сходит последний снег, талые воды уносят из кремлевского рва дрянь и нечистоты, скопившиеся здесь за зиму. В Кремле, около Брусяной избы, жилища великого князя Ивана Васильевича Третьего, стоит грачиный галдеж. Шумно и обстоятельно птицы творят дележ гнезд.
В Кремле пустынно. Дворня и челядь, няньки и мамки, боярыни и боярышни толкутся на берегу Москвы-реки, смотрят на половодье. Беспокоить их некому: воевод князь разогнал по поместьям, великая княгиня Мария Борисовна Тверская лежит хворая, а инокиня Марфа — мачеха великого князя — молится в храме денно и нощно за ее здоровье. Сам молодой князь, как только сел, после смерти Василия Васильевича Темного, на великокняжий престол, так с тех пор пребывает в делах и заботах государственных. Мотается по уделам, порядок в своей земле наводит.
А коль тихо в Кремле — тихо и в городе. Сонные стражи либо торчат на башнях, либо полза-
ют по скрипучим ступеням, спускаются вниз, чтобы выпить квасу. Разомлевший от первого весеннего тепла московский люд либо греет свои животы, развалившись на дворах и крылечках, либо бродит по берегам Яузы, Неглинной и Москвы-реки.
После полудня вдруг на весь Кремль — вопль. Из Брусяной избы выскочила дьякова жёнка Наташка Полуектова, простоволосая и испуганная, она пронеслась к храму, вопя и причитая. Распахнув тяжелые двери храма, дьячиха распласталась перед старой княгиней.
— Беда-то какая, княгинюшка-а-а! Марея Борисовна... преставилась.
Марфа поднялась с колен, стукнула посохом о каменный пол:
— Не ври, подлая! Я вчерась ее видела—она на поправку
пошла. И сон мне ночью лучезарный виделся...
— Сгубили княгинюшку, сгубили-и,— выла Полуектова, не
поднимаясь с пола.
— Кто сгубил?
— Ордынка... Более некому. Она коло нее была всю ночь.
— Азейка?
— Она.
— Кто велел? Кто пустил? Куда ты смотрела, подлая? В кипятке сварю!
— Не виновата я! Сама Марея Борисовна позвать ее велела, сама.
Марфа обошла Наташку и, крупно шагая, вышла из храма.
Около Брусяной избы — толпа. Голосят бабы, бранятся мужики, неистовствуют монашки. Одна худая, остроносая, сверкая черными, как уголья, глазами, кричит:
