Под пятой. (Мой дневник 1923 года) | страница 11
...Мы войны не хотим.
...Война - это уравнение со многими неизвестными...
...Физической помощи германской революции не надо".
В общем, как видно, будущее туманно. Сегодня на службе в "Г(удке)" произошел замечательный корявый анекдот. "Инициативная группа беспартийных" предложила собрание по вопросу о помощи германскому пролетариату. Когда
Н. открыл собрание, явился комм(унист) Р. и волнуясь, и угрожающе заявил,
что это "неслыханно, чтобы беспартийные собирали свои собрания". Что он требует закрыть заседание и собрать общее. Н., побледнев, сослался на то, что это с разрешения ячейки.
Дальше пошло просто. Беспартийные как один голосовали, чтобы партийцы пригласили партийных и говорили льстивые слова. Партийцы явились и за это вынесли постановление, что они дают вдвое больше (бес)партийных (беспартийные - однодневный, партийные - двухдневный заработок), наплевав, таким образом, беспартийным ослам в самую физиономию.
Когда голосовали, кого выбрать в редакционную комиссию, дружно предложили меня. И. Кольков встал и сейчас же предложил другой состав. Чего он на меня взъедается - не знаю.
* * *
"Территориальные сборы", кажется, смахивают на обыкновенную мобилизацию. По крайней мере, портниха Тоня, что принесла мне мерить блузу, сообщила, что 1903-й год пошел в казармы в 1 1/2 года.
Я ее спросил, с кем будем воевать. Она ответила: "С Германией. С немцами опять будем воевать".
* * *
Червонец - 6200--6350.
* * *
Слякоть. Туманно слегка.
26-го октября. Пятница. Вечер.
Я нездоров, и нездоровье мое неприятное, потому что оно может вынудить меня лечь. А это в данный момент может повредить мне в "Г(удке)". Поэтому и расположение духа у меня довольно угнетенное.
Сегодня я пришел в "Г(удок)" рано. Днем лежал. По дороге из "Г(удка)" заходил в "Недра" к П. Н. Зайцеву. Повесть моя "Дьяволиада" принята, но не дают больше, чем 50 руб. за лист. И денег не будет раньше следующей недели. Повесть дурацкая, ни к черту не годная. Но Вересаеву (он один из редакторов "Недр") очень понравилась.
В минуты нездоровья и одиночества предаюсь печальным и завистливым мыслям. Горько раскаиваюсь, что бросил медицину и обрек себя на неверное существование. Но, видит Бог, одна только любовь к литературе и была причиной этого.
Литература теперь трудное дело. Мне с моими взглядами, волей-неволей (отражающимися) в произведениях, трудно печататься и жить.
Нездоровье асе мое при таких условиях тоже в высшей степени не вовремя.