Так что я отправился в парк бегать. Кажется, я и сейчас ощущаю, как стучала кровь у меня в голове, вижу, во что я был тогда одет: в белую майку, школьные футбольные шорты и носки лодочного клуба своего колледжа. И как была одета Элла, тоже вижу будто воочию: я разглядел ее задолго до того, как она заметила меня. Она сидела на скамейке в черном платье, плотно облегавшем ее стройные бедра. Взгляд ее туманился — она не выспалась, — в кулаке держала жемчужное ожерелье (позже я часто видел его на шее другой женщины и хорошенько изучил). Ее фигура ярко выделялась в мутноватом свете раннего утра. Я дважды пробежал мимо нее туда-сюда, каждый раз сокращая маршрут, прежде чем она обратила на меня внимание. На третий раз она подняла голову, и глаза ее остановились на мне. Она улыбнулась.
Я остановился, тяжело дыша, на небольшом расстоянии от скамейки, сожалея о том, что проделал последний круг. Повернулся и посмотрел на нее: она по-прежнему улыбалась.
— Уверена, эти носки мне знакомы, — промолвила она. — Это ведь форменные носки колледжа, да? В Англии так много видов носков.
— Это носки лодочного клуба моего колледжа, — сказал я с юношеской гордостью.
Вспоминая об этом сейчас, я нахожу весьма забавным то обстоятельство, что вся моя дальнейшая жизнь зависела от такой случайности, как выбор носков в то утро. На другие Элла не обратила бы внимания. А если б она не высказалась по их поводу, я бы вряд ли сподобился с нею заговорить, просто не нашел бы способа. В таком случае я бы сейчас был совсем другим человеком, я бы не убил свою жену, не сидел бы в этой заполненной дымом комнате, пытаясь согреться, слушая, как под окнами разбиваются о скалы волны Атлантического океана.
Я вижу, как наяву: вот я брожу взад-вперед мимо скамейки, на которой она сидит, с немым вопросом на губах. Элла сидит совершенно неподвижно, сквозь бледную кожу четко видны тонкие косточки ее ключиц. Она слегка горбится, и это придает ей еще больше хрупкости. Она казалась бы невинной, если б не покрой ее платья и стильный пробор в коротких волосах, которые она время от времени откидывает рукой со лба, но они снова падают. Подходя поближе, я отмечаю, что выступающие скулы делают ее лицо почти мрачным, а синеватые круги под глазами способствуют этому впечатлению. Но сами глаза яркие: зеленые, пронзительные, они бегают вверх-вниз, рассматривая меня.
— Ориел, Оксфорд, да? — улыбнувшись, произносит она.
— Как вы догадались? — спрашиваю я.
