Уверенность Власова и его сотрудников в отношении организации их вооруженных сил находила разного рода выражение и в публичных заявлениях. В своей программной речи на митинге в берлинском «Доме Европы» 18 ноября 1944 г. Власов говорил о том, что «у нас есть все возможности для того, чтобы в кратчайший срок сделать из них (т. е. из Вооруженных сил народов России) лучшие части в отношении их боевой подготовки, их предназначения и их несгибаемого боевого духа» [31]. Столь же оптимистично выступил на пресс-конференции перед представителями германской и зарубежной печати 15 ноября 1944 г. начальник Главного управления пропаганды КОНР (Комитета освобождения народов России) генерал-лейтенант Жиленков [32]. Генерал-майор Трухин писал в привлекшей большое внимание статье в органе КОНР «Воля народа» 18 ноября 1944 г., что удастся создать вооруженные силы, способные разбить «военную машину большевизма» [33]. «Уже сегодня можно сказать, – отметил он, – что Красной Армии будут противостоять вооруженные силы, не уступающие ей ни в техническом отношении, ни по своей боевой подготовке, а в моральном отношении несомненно превосходящие ее, поскольку бойцы и офицеры освободительных вооруженных сил идут в бой во имя великой идеи освобождения Родины от большевизма, во имя счастья своих народов. Уже сегодня можно сообщить, что Вооруженные силы освобождения народов России, подчиненные главнокомандующему генерал-лейтенанту А.А. Власову, будут полностью самостоятельными, имея в своем составе все рода войск, необходимые для ведения современной войны и вооруженные по последнему слову техники».
Для наблюдателя-историка интересно рассмотреть вопрос о том, какие надежды на успех своих вооруженных сил еще питали в этой фазе войны вожди Освободительного движения. Наполнявшая их уверенность вытекала, в первую очередь, как показывают уже слова Трухина, не столько из реальной мощи соединений, сколько из политико-пропагандистской силы воздействия, которую они приписывали дивизиям РОА. Когда Власов в 1943 г. строил первые планы создания РОА, он, на основе своего знания ситуации в Советской армии, исходил из того, что уже «относительно небольшое применение силы» положит начало «эффективной подрывной работе в Красной Армии и ближайшем тылу». Тогда он заявил о своей готовности предложить «подробный план», чтобы «в относительно краткий срок ощутимо поразить, если не разбить» противника на фронте, столь чувствительном для его престижа, – под Ленинградом, в районе Ораниенбаума, Петергофа, Кронштадта [34]. Здесь не в последнюю очередь нашла отражение уверенность в тайных симпатиях к идее освобождения даже в рядах высшего офицерского корпуса Красной Армии, о чем говорил ранее, в декабре 1941 г., и генерал-лейтенант Лукин, военнопленный командующий 19-й армией и всей окруженной под Вязьмой группировкой. Власов в 1943 г. вызвался установить связи с единомышленниками среди «высокопоставленных командиров Красной Армии и деятелей советского правительства». Он не раз намекал на существование тайного «Союза русских офицеров». «С большим числом генералов, занимающих командные посты, я был дружен, – передает слова Власова его доверенное лицо Сергей Фрёлих. – Я хорошо знаю, как они относятся к советской власти. А генералы тоже знают, что я об этом осведомлен. Нам не надо будет друг другу ничего выдумывать». И по тогдашнему впечатлению д-ра Крёгера, «Власову и его людям было ясно, что мятежное настроение витает в воздухе […] возможно, что они знали больше и молчали» [35]. Видимо, определенные ожидания в этом отношении еще имелись и в 1944 г. Так, считается, что Власов возлагал некоторые надежды на хорошо знакомого ему по прошлой службе, нынешнего командующего 2-м Белорусским фронтом, маршала Советского Союза Рокоссовского. Ведущий сотрудник Главного управления пропаганды КОНР излагал это так: «Когда я был в московской центральной тюрьме, Рокоссовскому сломали челюсть; думаете, он забыл это Сталину?» [36] В этом отношении, во всяком случае, бросается в глаза, что Рокоссовский в своих воспоминаниях «Солдатский долг», в отличие от других советских полководцев, полностью воздержался от высказываний по власовскому вопросу, даже негативных. А в 1-й дивизии РОА считали не случайностью, что адъютантом командира дивизии, генерал-майора Буняченко, был лейтенант Семенёв, якобы сын генерала из штаба 2-го Белорусского фронта [37]. Засвидетельствована загадочная история, когда генерал из Советской военной администрации в Германии после войны организовал расследование по поводу лейтенанта Семенёва, погибшего в мае 1945 г. в Богемии [Чехия. –
