наверху, палата 7
– Недавно заходила одна из твоих коллег. Молодая, тоненькая, очень красивая. Она сосала леденец.
– Анабель?
– Да. Она очаровательна. Насмешила меня своей историей про кардиостимулятор…
Бланш, Фроттис, Анабель… Все мои коллеги были на месте. Они видели меня с пациенткой из седьмой палаты: ради нее я превратился в певца-сказителя. Они знали, что Жар-птица пробудила во мне горестные воспоминания. И решили мне помочь. Тем лучше, а то я не справился бы сам.
Брижит подошла ко мне утром:
– Я вспомнила ту историю. Может, расскажешь ей?
– Но она такая грустная!
– Ну да, зато очень красивая.
Я тихонько сообщил Жар-птице:
– У меня есть кое-что менее забавное, если не возражаете.
Хорошенькое дело – рассказывать умирающей про умирающих. Все равно что стать булочником, страдая аллергией на глютен.
Пациентка не возражала:
– Хочу слушать все подряд. Не надо меня щадить.
Некоторое время я настраивался и приводил мысли в порядок.
– Мне тогда было двадцать четыре года, и вместе с бригадой скорой помощи я выехал в три часа ночи по вызову в интернат. Молоденькая девушка. Попытка самоубийства. Этой красивой девчушке с длинными черными волосами она удалась! Когда мы приехали, пожарный уже обессилел. Я его сменил и делал непрямой массаж сердца так, как не делал никогда в жизни, стараясь сотворить невероятное. Доктор интубировал. Я молился, а потом тоже выдохся. Я хотел стать волшебником. Или лучше Иисусом! Вот это хорошая идея: прямо завтра стану Иисусом и буду воскрешать юных девушек с длинными черными волосами. Это же такая глупость – в семнадцать лет! Я продолжал делать массаж сердца, молился, думал о ней, об Иисусе, снова о ней, о жизни, которая у нее впереди. В конце концов она умерла. На ее столе мы нашли письмо, адресованное младшему брату. Мы положили тело на кровать, нога стукнулась о стену, фотография, висевшая наверху, сорвалась и упала: это была она, стояло лето, и ей заплетала косички женщина с такими же черными волосами. Где-то на другом конце департамента ее родители спали, не зная, что в три часа ночи со стены упала фотография… Мы сели в машину, все молчали. И услышали помехи на внутренней линии нашей радиосвязи: другая бригада принимала скоротечные роды. Минута – и раздался пронзительный крик младенца! Три двести, пол мужской, доношенный. Какая удивительная синхронность! Совпадение, говорящее обо всем и ни о чем…
Вспомнил и о том, что сделал, когда наступило утро:
