Илья Алексеевич не ответил, только хмуро посмотрел на дверь, за которой курил Кокорев.
Дверь открылась, молодой человек вошел в комнату.
— Может быть, вы и нам расскажете, — переместил на Кокорева тяжелые глаза Илья Алексеевич, — как ходили с белым флагом к немцам?
Командир взглянул на старшего Репнина: нелегко было понять интонацию, с которой был задан вопрос, — то ли одобрял Репнин поступок Кокорева, то ли порицал.
— А какая в этом доблесть? — произнес Кокорев.
Явился Репнин.
— Ну, брат, прощай… — Братья облобызались по-мужски жестко и, застеснявшись неловкости, улыбнулись.
— Елена, ты где?
— Я сейчас…
— Тогда сядем да помолчим.
Репнин сел. Семь человек замерли: братья Репнины в разных концах стола, Егоровна у пета. Матросы на стульях.
Молчали. Было слышно лишь, как дышит Илья. Щеки его казались сине-багровыми, точно огонь, прохваченный дымом, подобрался к лицу — вот-вот воспламенится и затрещит. Егоровна нетерпеливо передвинулась на стуле, спросила, обращаясь к Кокореву:
— Человек добрый, а куда все-таки повезешь нашего хозяина?
Матросы встали и пошли к выходу.
— Елена…
Репнин взглянул на дверь, что вела в комнату дочери, и шагнул вслед за матросами.
— Елена! — крикнул он с улицы и запнулся — дочь шла за ним, она была в шубе.
— Куда собралась, дочка?
Но Елена даже не замедлила шага.
— Ты думаешь, я отпущу тебя одного? — произнесла она.
Кокорев зябко передернул плечами, точно от этих слов Елены потянуло ветерком:
— А я что, не внушаю доверия?
— Прошу вас, — произнесла Елена.
Молодой человек быстро пошел к автомобилю:
— Садитесь.
Они ехали уже минут пятнадцать. Плоские штыки матросов тускло поблескивали.
Репнин думал: «Да не на Шпалерную ли он меня везет? Туда в эти дни свозили всех званых и незваных».
Машина взобралась на Троицкий мост и остановилась — заглох мотор. Сразу стало ветрено.
— Страшновато смотреть на дворец, — сказала Елена.
Молодой человек вобрал голову в плечи, мрачно откликнулся:
— И на Петропавловку.
Репнин смолчал. Что-то было в этом военном озлобленно-воинственное, неутоленное. Наверно, так бывает с человеком, который только что вышел из боя. Он не остыл и все еще держит саблю над головой.
Слабый дымок возник над помятым радиатором машины и исчез — автомобиль двинулся дальше.
Невский лед, запорошенный снегом, был расчерчен тропами. У моста лед вспух, и черная тропа подступила к воде, — видно, последний смельчак перешел здесь Неву накануне вечером. А дальше, прямо на льду, устойчиво и неярко горел костер, и низкое пламя отражалось в неживых просветах салтыковского дома.
