― А где же ты пропадал, Василий Данилович, что о тебе некая молва пошла, будто ты откуда-то вернулся счастливчиком и везунчиком? Шах персидский, что ли, тебя в гости зазвал? ― стал я спрашивать через полог.
― Та було! Хвантазии бохато у служивых! ― будто отмахнулся он.
― Сотник, не увиливайте от ответа! ― прикрикнул я.
― Та шо! Мабудь, казаки усе скажуть! ― заманерничал он, и я представил, как он опустил ресницы, поджал губы, стал носком сапога ковырять землю и скособочился в талии.
― Не изображайте барышню, сотник! ― сказал я.
― Та яка барышня, ваше высокоблахородие! Ну, сбихалы туточки недалече до британцив, побачилы, як воны какаву кушають. Ну, побалакалы трошки, зпробовалы тый какавы. Да кобыляччя же хадость! Та чохо? ― будто стал оправдываться Василий Данилович.
― Касьяна Романовича из Терской батареи знаешь? ― спросил я.
― А як же! Билшой чоловик! ― сказал Василий Данилович в прежнем тоне.
― Так вот, как он любит говорить, шодой бы тебя за такие ответы, Василий Данилович, попотчевать! ― сказал я.
― А шо це таке? ― спросил он про шоду.
― А плеть по-татарски или по-чеченски! ― сказал я.
― Негоже! ― сказал он и, кажется, даже передернул плечами.
Тут-то наконец до меня дошло про британцев.
― Куда сбегали? Какие британцы? А мы куда ходили? ― выпялился я из палатки.
― Вы прямиком, а мы огородами! ― сказал Василий Данилович.
Из следующих его слов, вынутых из него едва не шодой Касьяна Романыча, я понял, что он и в самом деле лишь несколько дней назад вернулся из месячного рейда к британцам куда-то в район городишки Али-Гарби в Месопотамии, ― туда и обратно тысяча верст.
― Господи! ― вскричал я. ― И что? И как?
Чтобы понять меня, нужно представить себе совсем немногое. Мы рейдом шли на Ханекин и Диал-Су прямо на запад с задачей затем повернуть на юг, на Багдад. Но тринадцатого апреля, не откушав какавы, генерал Таунсенд сдал крепость Кут-Эль-Амар. Высвободившиеся турки навалились на нас. Рейда на соединение не получилось. Тогда сотник Гамалий получил секретную задачу обойти район боев и выйти к британцам, тем хотя бы обозначив стремление на соединение, ― жест более политический, чем диктуемый военной необходимостью, но могущий обернуться для Василия Даниловича гибелью. И он пошел через дикие горы Луристана, через дикие племена, не знающие никакой власти, для которых убить и ограбить было делом доблести.
― И как же? ― потребовал я рассказать.
― Потом, Борис Алексеевич! ― попросил он. ― Потом. А сейчас дай хоть тебя расцеловать! Говорят, у вас там было, не приведи Господи!
