― Откуда? ― спросил я про носки.
― Виноват! С курдяка снял, а постирать не успел! Вам же совсем не в чем! ― вытянулся вестовой Семенов.
― Так где же их высокоблагородие? Они ведь в полк к драгунам уходили! ― стали гадать мои батарейцы.
Я отозвался.
― Вы здесь? ― только-то и нашел что сказать чрезвычайно смутившийся Павел Георгиевич.
― Борис Алексеевич! Вот вам кофе! ― пошла на голос Валерия.
― Кофе ― больным! ― сказал я.
― Но не хватит! На спиртовке я смогла приготовить только вот! ― она протянула завернутую в полотенце жестяную кружку.
― Все равно ― больным! ― сказал я.
Я не ожидал, что приготовят этот несчастный кофе и потащат мне. “Заботы им тут больше нет!” ― зло подумал я о сестрах. И виноваты они стали только потому, что заботой своей нарушили уже сложившийся мой порядок вещей, в котором чьей-либо заботы обо мне не находилось места.
― Борис Алексеевич! Но… ― хотела возразить Валерия.
― Спасибо за заботу. Но возвращайтесь к себе! ― приказал я и в еще большей злости прибавил: ― Для моих больных у вас ведь нет ни капли лекарства!
― Вот если бы вы нашли дров! ― ничуть не смутилась моей злости Валерия.
― И что? ― вспомнил я про стропила караван-сарая.
― Я бы вам сварила на всю батарею! Правда, он получился бы жидкий. Его у нас осталось немного. И сгущенного молока немного. Но я бы сварила на всех! ― сказала Валерия.
― Павел Георгиевич, хотите какавы? ― спросил я.
― Какао у нас кончилось. Остался только кофе. И если сварить пожиже, то хватит всем! ― не поняла нашей шутки Валерия.
И не успел Павел Георгиевич что-либо ответить, я позвал Касьяна Романыча и велел ломать стропила.
― Прекрасно! ― обрадовалась Валерия. ― Дайте мне помощников. Мы принесем воду и все остальное! ― И опять протянула мне кружку: ― Ну, хоть теперь выпейте, Борис Алексеевич!
― Да выпейте же, уважьте сестрицу! ― поддержал ее Павел Георгиевич.
― Пейте, ваше высокоблагородие! Нешто! Не все британцам какаву кушать! Мы тоже! Спасибо, сестрица! ― понеслось по батарее.
Я отхлебнул от кружки и почувствовал, сколько мне неприятно, сколько я вообще не хочу ни пить, ни есть.
Казаки в минуту разворошили крышу караван-сарая и сложили два костра с двумя котлами воды.
― В двух-то кострах меньше жару пропадет! ― сказал Касьян Романыч.
Что-то неуловимое ко мне в нем изменилось. Я подумал, что это из-за серого жеребчика, не отданного ему безвозмездно. Но я не мог понять, почему я должен был отдать коня только ему, тем более что он его не заполучил в бою.
