Жаки отдыхает на дне гигантской бетонной чаши, подложив руки под голову и закрыв глаза. Высоко над ним серыми, запылёнными гонщиками медленно катятся друг за другом облака. В разрывах между ними то появляются, то исчезают лужицы голубого неба. Туда, к голубым проблескам, тянутся пёстрые и горластые склоны трибун. Бетонных колец уже не видно: трибуны полны людей, но всё новые и новые зрители снуют по проходам.
«Вот по этой трибуне, — думает Жаки, глядя на самую высокую центральную часть велотрека, прислонившуюся в поисках опоры к стене отвесного каменного обрыва, — можно, пожалуй, добраться и до самого неба».
Наверху, между остроконечным шпилем старой городской ратуши и безбожно дымящей трубой автомобильного завода, чернеют деревья, облепленные зрителями.
«Интересно, мальчишки это или взрослые? — неожиданно приходит на ум Жаки. — Год назад деревья были вот так же облеплены людьми. Только теперь безбилетных зрителей, кажется, больше. Видно, никто не забыл, что произошло на этом треке год назад… А собственно, что изменилось за год? Почти ничего. И небо, кажется, было таким же голубым. И времени до старта оставалось не больше».
Мысли Жаки настойчиво возвращаются к событиям прошлого года, когда он вот так же лежал на широкой деревянной скамье, выставленной на зелёном поле велотрека.
* * *
Ему предстояло бить мировой рекорд немца в часовой гонке… «Бить рекорд? Зачем?» Ещё месяц назад он бы не смог ответить на этот вопрос. Но сегодня, после месяца изнурительных тренировок, когда и тренер, и массажист, кажется, вывернулись наизнанку, чтобы он наконец выполнил ему надлежащее, Жаки слишком хорошо понимает, зачем ему нужно бить этот рекорд.
В трёх последних многодневках — суматошном «Тур Ломбардии», раздражающем корявыми горами и плохими дорогами «Тур Италии» и на булыжных мостовых «Париж — Рубэ» — он не сделал ничего значительного. Пожалуй, он мог похвалиться лишь тем, что неизменно добирался до финиша гонки. Но где-то там, в конце поредевшего списка участников. Он заканчивал этапы, когда телевизионные камеры уже вовсю пожирали объективами героев дня. А такое постоянство, как известно, не очень нравится шефам…
Жаки три года носил на груди, шапочке и рукаве витиевато написанное «Сальварани». Из витрин тихих продовольственных лавочек и суматошных универмагов ему, как старому знакомому, улыбались такие же надписи. Фирма, которой принадлежала команда и он сам, Жаки Дюваль, выпускала маленькие сосиски. По странной иронии судьбы его шефы занимались производством продукта, который он не пробовал никогда в жизни, однако исправно, пусть и не очень успешно, вот уже три года рекламировал на всех дорогах Европы.
