Par avion | страница 4



Ж.-Л. Ф.

* * *

>19 марта.

Дорогой Жан-Люк Форёр!

…Ночью я сочинила Вам письмо, но не положила его в конверт и не отправила, а скомкала и бросила в корзину для бумаг. Так-то будет лучше. Утром же в прорезь для почты опустили толстенный конверт, и в нем обнаружился каталог. Спасибо!

Итак, сегодня я пишу другое письмо, благодарственное. А еще это письмо человеку, про которого я теперь знаю, что у него темные с проседью волосы, светлые глаза на смуглом лице, темная щетина на фоне белой рубашки, темное пятно масляной краски на плече, у самого рукава… и беспорядок на большом письменном столе. Я пишу человеку, у которого слева, на стопке книг, лежат очки для чтения, — а вовсе не юноше с нежным взглядом, фотография которого тоже помещена в каталоге. Нет, не юноше без единого седого волоса, не молодому человеку, которому и брить-то было почти нечего, но который, разумеется, посчитал нужным сходить в парикмахерскую, дабы тогда, в 1952 году, предстать на сделанном в Венеции черно-белом снимке этаким киногероем.

Я благодарю мужчину с поредевшими волосами, которые к тому же длиннее, чем у коротко стриженного юнца. Благодарю мужчину с решительной складкой возле рта, мужчину, который явно претендует на то, что ничуть не изменился со времен французской выставки во Дворце дожей.

Никто не может остаться прежним: мы меняемся от всякого сна и всякой грезы, от всякого поцелуя и всякого поражения, от всякой влюбленности и всякого путешествия. Медленно и незаметно все это обращается в так называемый «опыт». Нас меняет и всякая новая дружба, а потому стоит ли удивляться, если друзья детства постепенно расходятся? Они ведь уже не те, какими были прежде…

Я тоже изменилась за сегодняшнюю ночь. Отсюда и это письмо с благодарностью, а не то, которое сочинилось ночью.

Дельфина Хау.

* * *

Дорогая Дельфина!

Спасибо за письмо и прости, что долго не отвечал. У меня болела жена, и пришлось самому заниматься организацией выставки, тогда как обычно я избавлен от этих хлопот.

Ты назвала меня «дорогим» — в первый раз. Теперь я обращаюсь к тебе на «ты», и это тоже в первый раз. Просто такое обращение естественно для моих мыслей и само просится из-под пера.

Я до сих пор не знаю, ни почему ты так прекрасно владеешь французским, ни чем ты занимаешься, ни как ты выглядишь. Вероятно, твоя мать — француженка (отсюда твое французское имя), а отец — датчанин (отсюда непривычная для нашего слуха фамилия).

Мне кажется, кожа у тебя должна быть белая-белая, как один из цветов нашего триколора и вашего