Я сделаю с тобой все, что захочу | страница 55

Так надо, о моя душа, так надо.

Не вопрошайте, чистые светила:

Так надо! Эту кровь я не пролью,

Не раню эту кожу, ярче снега

И глаже, чем надгробный алебастр.

Но пусть умрет, не то обманет многих.

Задуть огонь, потом задуть огонь.

Гася тебя, пылающий прислужник,

Я вновь могу зажечь твой огонек,

Когда хочу. Но, угасив твой свет,

Ты, высший образ, созданный природой, —

Где я найду тот Прометеев жар,

Чтоб воскресить его? Срывая розу,

Как я верну ей животворный рост?

Она увянет. Надышусь цветущей. (Целует ее.)

О сладкий вздох, зовущий правосудье

Переломить свой меч! Еще, еще.

Умри такою, и тебя я буду,

Убив, любить. Еще один, последний:

Всех сладостней и всех страшней. Я плачу,

Но это – грозный плач небесной скорби,

Которая казнит, любя. – Проснулась[5].

Ты родилась 25 августа 1994 года, и твой отец чуть не обезумел от радости. По его словам, это был самый «астрономический» день в году.

– Ты только подумай, Виола! В этот день Галилей представил свой первый телескоп, а сто лет спустя открыли галактику Треугольника!

– Как ты только все это запоминаешь?

Ответ был очевиден: в его голове для всего находилось место.

Несколько дней спустя, перелистывая какой-то толстенный том, он воскликнул:

– Невероятно! Ты только послушай: двадцать пятого августа тысяча девятьсот восемьдесят первого года автоматический зонд «Вояджер-два» достиг Сатурна! Это знак судьбы! У меня астрономическая дочь!

Оглашая радостным смехом комнату, он все повторял, насколько этот день особенный, а я прижимала тебя к груди, чтобы утолить свою печаль. Теперь ты пахла лакрицей и тальком.

Как-то раз я прогуливалась на балконе, держа тебя на руках и укачивая в надежде утихомирить. Твой отец метнулся к нам и выхватил тебя у меня из рук.

– Что ты делаешь, Виола?

– Ничего. – Я посмотрела на него в растерянности, потому что впервые видела его таким. Чтобы спасти тебя, он бы, не задумываясь, бросился под пули. – Я хотела ее успокоить: она все плакала… – Тут я осеклась и взглянула в лицо Карло. Его щеки пылали, в глазах стояли слезы. – Карло, ты боишься оставлять дочь со мной? Что я, по-твоему, собираюсь с ней сделать? – Я укоризненно покачала головой, всплеснув руками.