Кожное знание — это ошибочная идея, которая представляет предметы и явления не такими, какие они есть.
Мы все несем на себе тяжкий груз ложных знаний, потому что, сталкиваясь с теми или иными фактами или получая определенный опыт, мы рассматриваем происходящее через толстый фильтр наших предубеждений.
Если вы — индуист, и вас познакомят с мусульманином, вы тут же начнете к нему неверно относиться, считая, что этот человек исповедует ложную веру. Если вы — христианин, и в вашем кругу появился еврей, то вы не станете интересоваться этим человеком, не станете «докапываться»>4 до него, не станете «погружаться» в этого конкретного человека. Называя его «евреем», вы проявляете предубежденность. Вы уже знаете, что он за тип, ведь он еврей, а евреи все одинаковы.
Вы полны предрассудков и предубеждений. Из-за них вы получаете ложные знания. Нет плохих евреев или хороших христиан, нет плохих мусульман и хороших индуистов. На самом деле «плохое» и «хорошее» не принадлежит ни одной расе, эти характеристики применимы лишь к отдельно взятому человеку. На свете живут плохие мусульмане, плохие индусы, хорошие мусульмане и хорошие индусы. Добродетельность и порочность не принадлежат ни одной нации, ни одной расе или культуре, это просто качества отдельных людей. Но очень сложно относиться к человеку без предубеждений вообще. Если у вас это получится, то вы сможете «встретиться» с человеком, узнать его по-настоящему.
Однажды со мной произошла такая история. Я отправился в путешествие. Очень многие пришли проводить меня. Человек, с которым я ехал в одном купе, видел, сколько на перроне собралось народу. Когда я вошел и занял свое место, он наклонился и дотронулся до моих стоп.
— Вы, наверное, великий святой, — произнес он, — так много народу пожелали вам счастливого пути!
А я ответил ему:
— Я мусульманин. Я мог бы быть великим святым, но я мусульманин.
Мой попутчик остолбенел! Он дотронулся до стоп мусульманина! А ведь он был брамином! Он даже вспотел, так разнервничался. Он снова посмотрел на меня и сказал:
— Вы шутите.
Чтобы хоть как-то успокоиться, он решил, что я шучу.
— Я не шучу, — сказал я. — С чего это я должен шутить? Тебе бы следовало сначала спросить, прежде чем падать ниц!
И так мы ехали в этом купе. Снова и снова он смотрел на меня и глубоко вздыхал. Он, наверное, хотел пойти смыть с себя свой позор! Он не интересовался лично мной. Я сидел напротив него, а его волновали только мусульмане. Он был брамином, и, дотронувшись до мусульманина, он стал грязным.
