В дверь робко постучали.
— Войдите! — приказала я.
Вошел мужчина средних лет.
— Вы на прием?
— Простите, не хотел вас отвлекать, но через час у меня начинается смена, — посетитель робко протянул талончик. — Здесь написано «восемь ноль-ноль».
Я посмотрела на часы: четверть девятого.
— Извините, первый день на работе, никак не освоюсь.
— Ничего, — улыбнулся мужчина. — Я знаю, как это бывает.
— Присаживайтесь! С чем пожаловали?
— Зрение падает… ну прямо на глазах! Простите за каламбур! — тут посетитель сдержанно хихикнул.
— Садитесь! — Я любезно улыбнулась. — Посмотрим, куда падает ваше зрение…
День выдался долгий и напряженный. Мешала головная боль, а еще постоянные мысли о Ваньке. Когда ушел последний пациент, ухмыляясь в усы, словно мартовский кот, меня уже откровенно мутило от местных мужей с их навязчивым флиртом и явно завышенной самооценкой.
Я сняла трубку, обзвонила один за другим три лицея в надежде выяснить хоть что-нибудь о новичках. Обнаружилось, что два из них закрылись еще летом ввиду катастрофического недобора, а в последнем со мной отказались общаться.
— Никакой информации не даем! Обращайтесь к инспектору за разрешением!
Интернат для одаренных детей на поверку оказался женской гимназией и вслед за лицеями выпал из списка.
К математикам я прозвонилась уже утром перед самой работой, поинтересовалась, много ли в этом году новичков. Мне ответили, что в этом году первоклассников не набирали, а приняли трех новичков: двух мальчиков десяти и двенадцати лет и одну восьмилетнюю девочку.
Итак, что мы имеем: таинственный лицей с хамоватым начальством и целым потоком детей из закрывшихся школ плюс интернат для умственно отсталых. Не мешало бы выяснить, с какого возраста здесь набирают в школу? Если с семи, то шансов еще меньше: Ваньке стукнуло шесть с половиной, а значит, придется искать его в бесчисленных дошкольных заведениях. С этими хмурыми мыслями я вошла в кабинет, села в кресло, закрыла глаза. Дверь скрипнула и мягко отворилась:
— Можно?
— Можно! Входите!
В кабинет как-то боком протиснулась хрупкая барышня, опустилась на стул, протянула талон.
— Мой личный номер Шесть, мое имя Глафира. Я к вам записана на восемь.
— Что беспокоит? — спросила я без особого интереса.
— Совсем плохо вижу, особенно вдаль.
Я провозилась с пациенткой полчаса и нашла у нее миопическое нарушение рефракции, а по-простому — близорукость.
— Примерьте очки! — распорядилась я. — Ваша полка вторая. Выбирайте любые.
