Люк и Фек. Мир и Война | страница 6



Обращалась к Богу,
В доме убралась, в саду,
Заглушив тревогу.

XXXIV

Как-то выдались деньки
В октябре как летом.
Листьев желтых огоньки
Мир залили светом.
Утром вышла мать на двор
Псу наполнить миску,
Кур кормить, убрать весь сор.
Божий праздник близко.
Бросив взгляд на горный лес,
Вдруг залюбовалась.
Горка в синеве небес
Золотой казалась.

XXXV

Уловил случайно глаз
Рядом с горкой точки,
Словно отделились враз
От горы кусочки.
Точки направлялись к ней
И менялись в цвете:
Двое белых лошадей
В золотой карете.
Тихо ахнула она,
На карете с горки
Хорошо была видна
Стать ее Егорки.

XXXVI

Сын остановил коней.
«Как жива, родная,» —
Так здоровался он с ней —
«В Омске жизнь другая».
Мать Наталья, как стена
Побелев, смотрела,
А внутри будто струна
Толстая гудела.
Ввел Егор во двор коней
И поставил к дому,
Упряжь снял, налил полней
Ведра, дал солому.

XXXVII

После их отвел в сарай,
Чтоб не застудились,
Отодвинул кур на край.
Те вдруг всполошились.
У Натальи наконец
Улеглось волненье.
Может быть помог Творец,
Снять оцепененье.
Заглянула в уголок,
Встав с каретой рядом,
А с картины ангелок
Смотрит светлым взглядом.

XXXVIII

На картине благодать:
Небо, херувимы,
В облаках святая мать
С Боженькою-сыном.
На другой в дождь и грозу
Девочка в опорках
Тащит братца-егозу
Сзади на закорках.
Было шесть картин внутри,
Свертки и коробки,
Граммофон, ковер и три
Книг каких-то стопки.
В клетке попугай, пострел,
С ярко-желтой грудкой
Чуть нахохлившись, смотрел
На собачью будку.

XXXIX

Довелось когда-то ей
В Омске быть у брата
Тройку или пару дней.
Он служил богатым.
В это время господа
За границей жили.
Целый день они тогда
По дому бродили.
Вещи, что привез Егор,
Видела в том доме.
Жили краски и ковер
В памяти-альбоме.

XL

Подарил ей для зимы
Шубу, шаль, ботинки
И с едою из корчмы
Полные корзинки.
Окорок в желе застыл.
Сыр, икра, колбасы.
Аппетитный запах плыл
От съестных припасов.
Мать топила в бане печь
Хоть была в тревоге.
Пусть сынок с усталых плеч
Смоет грязь дороги.

XLI

Сын зашел с вещами в дом,
Огляделся зорко,
Знал у матери закон —
Осенью уборка.
И сейчас все прибрала,
Стены, пол помыла.
Выскребла их до бела,
Печку побелила.
На стене наметил он
Всем картинам место,
Клетку внес и граммофон.
В доме стало тесно.

XLII

Вымывшись Егор надел
Вдруг халат бухарский,
Будто бы всегда без дел
Жил себе по-барски.
Пообедали, потом
Он в коробках рылся
И внезапно граммофон
Звуками залился.
Женский голос шелестя
Пел про счастье, горе,
Про красавицу-дитя,
Брошенную в море.
У Натальи на глазах
Слезы заблестели,
Ни словечка не сказав,