- Тот, который верит всем троим, - ответил каган.
За столом одобрительно загудели. Слово снова взял араб.
- Тогда ответь, как может жена вместить Бога в чреве, - в его речи появились резкие нотки, - если она и узреть незримого Бога не в состоянии, не то, чтобы родить?
- Разве не может вместиться Бог в человека, - Константин был само спокойствие, - если он смог вместиться и в горящий куст, и в облако, и в бурю, и в дым, являясь то Моисею, то Иову? Вспомните, как Моисей взывает к Богу: “В громе каменном и в гласе трубном не являйся нам, Господи щедрый, но вселись в нашу утробу, отними наши грехи”.
Глаза араба сверкнули. Внезапно в его руке блеснула сталь. Мгновение – и клинок вонзился в грудь философа. Константин пошатнулся и начал падать. Ещё немного, и его голова ударилась бы об пол. Но Михаил успел подхватить брата. Он с большой осторожностью уложил его на ковёр, расстеленный вокруг стола. Резкие выкрики хазарского хана и топот множества ног смешались в единый гомон. Но Михаил ничего этого не слышал. Он приподнял голову брата - тот открыл глаза.
- Ничего, всё в порядке, - одними губами сказал он.
Архиепископ бросил взгляд на нож в теле философа.
- Помоги мне встать, - попросил философ.
Священник обнял его за плечи и поддерживал, пока тот не поднялся. Вздох изумления прокатился по залу - перед хазарами стоял человек с кинжалом в груди.
Константин огляделся. На столе царил беспорядок, а белоснежная скатерть была залита вином из опрокинутого кувшина. Красное пятно, словно кровь, растекалось по белой поверхности. Головы арабов были прижаты к столу. У них были связаны руки и удавками сдавлены горла. Позади них стояли могучие хазарские воины - личная гвардия кагана, элита ханского войска.
В полнейшей тишине философ разорвал на себе рясу, и все увидели закреплённую на его груди книгу. Её насквозь прошил арабский клинок. Кончик лезвия вышел с другой стороны и, растеряв силу, упёрся в кожу на груди. Взявшись за рукоять кинжала, Константин с силой выдернул его из толщи страниц. Он снял с груди книгу и, подняв над головой, чтобы видели все, показал её залу. Это было “Евангелие”.
Затишье нарушил звук шагов. Каган не спеша подошёл к византийцу и протянул руку к книге.
- Я хочу взглянуть поближе, - произнёс он.
Философ отдал “Евангелие” хану. Тот провёл по гладкой поверхности рукой, потрогал уродливый шрам, оставленный на бумаге клинком. Затем вернул книгу хозяину.
- Ты очень предусмотрителен и осторожен, - он посмотрел Константину в лицо. – К тому же умён.
