- Великая честь для нас находиться перед лицом самого папы, - глядя в пол, произнёс философ.
Человек в красной мантии сделал несколько шагов навстречу гостям и положил руки на плечи Константину. Это был высокий мужчина с длинными седыми волосами, горбатым носом и тонкими губами. Его взгляд был оценивающим и настороженным.
- Рад видеть детей Византии в вечном городе, - тембр его голоса был мягким, приятным.
- Мы много наслышаны о папе Николае Первом и хотим выразить наше восхищение его деяниями, - братья снова поклонились. Николай едва заметно кивнул.
- Вы верно устали с дороги, и хотите отдохнуть? – византийцы знали, что это лишь ритуал, обычная вежливость. Невозможно было представить, чтобы кто-то мог в присутствии главы церкви сослаться на усталость и отложить разговор с первосвященником.
- Усталость покинула нас в тот момент, когда мы переступили порог этого дивного храма, - слова Михаила пришлись по душе Николаю. Он улыбнулся.
Рядом послышалось покашливание. Папа, словно о чём-то вспомнив, повернулся к молчавшему до сих пор человеку.
- Познакомьтесь, - Николай обратился к братьям, - это отец Майнрад, епископ баварский.
Немец скинул с головы капюшон и едва заметно кивнул. Братья ответили лёгким поклоном. Священник подошёл ближе, и византийцы смогли разглядеть его получше. Перед ними стоял человек невысокого роста, с невыразительным лицом. Обычная, ничем не примечательная внешность. Однако было в нём что-то, что насторожило философа. Кроме надменности человека, привыкшего повелевать другими, в его взгляде читалось презрение, словно он глядел на низших существ. Епископ старался ничем не выдать своего пренебрежения, но ему это плохо удавалось.
- Он прибыл в Рим с жалобой, - продолжал Николай. – И знаете на кого?
- Нет, ваше святейшество, это нам не известно, - осторожно ответил Михаил. Он посмотрел на брата – тот был спокоен.
- Германский епископат возмущён тем, - снова заговорил итальянец, - что два человека проводят церковные службы в Моравии на варварском языке. И эти двое – вы.
Философ посмотрел прямо в глаза Майнрада, тот отвёл взгляд.
- Мы по мере сил служим Господу нашему, - произнёс Константин. – И несём слово божье людям.
- Но ведь вам известно, - вступил в разговор немец, - что хвала Богу может воздаваться лишь на трёх языках, на которых была сделана надпись на Кресте Господнем: еврейском, греческом и латинском?!
Голос епископа оказался крикливым, с истеричными нотками в конце фраз.
