Как бы там ни было, а беглянка стояла к нам спиной. Это давало какое-никакое преимущество. Меня так и подмывало подкрасться сзади и столкнуть ее с парапета, но пользы в этом не было бы никакой: чертовка сильна, в прошлый раз мне ее и с места сдвинуть не удалось. Кроме того, что мешает ей тут же превратиться в птицу и… Так, минуточку. В птицу, говорите?
В голове зашевелилась идея. Да, представьте, и у меня бывают моменты просветления.
– Гроувер, – прошептал я, не оборачиваясь. – Ты можешь этой лирой вызвать птичью клетку? Только действительно крепкую, из небесной бронзы?
Сатир поджал губы.
– Думаю, да, но птиц негоже сажать в клетки, Перси. Птицы должны быть свободны! Им надо летать на воле и… Так-так…
Тут он, наконец, посмотрел на келедону.
– Ну да, – подтвердил я.
– Попробую.
– Круто. Ты только моего сигнала подожди. У тебя осталась та повязка от игры в Приколи хвост?
Он выдал мне тряпочку. Я ужал меч до шариковой ручки, сунул ее в карман джинсов – для того, что я задумал, мне понадобятся обе руки – и стал подкрадываться к келедоне, которая как раз заканчивала последний припев.
Хоть она и стояла затылком, от музыки мне нестерпимо захотелось пуститься в пляс. Но, поверьте, вы бы не хотели такое увидеть. Так что я заставил себя идти вперед, но бороться с ее магией было все равно что продираться через развешанные рядами на веревках мокрые простыни.
План мой был прост: зажать келедоне пасть; она превратится в птицу и попробует смыться; я схвачу ее и засуну в клетку. Что может пойти не так?
На последней строчке «Нью-Йорк, Нью-Йорка» я запрыгнул твари на спину, ногами взял талию в замок и накинул тряпку на рот, как уздечку – на морду строптивой лошади.
– Нью-Йо-о-о-о-орк, Нью-Йоррпффффф… – захрипела келедона.
– Гроувер, давай! – заорал я.
Золотая женщина зашаталась и перегнулась вперед. Перед глазами у меня замелькали картины неразберихи, царившей внизу, на Таймс-сквер: полицейские пытаются навести порядок, туристы слаженно исполняют партию кордебалета, высоко брыкая ногами… Электронные билборды на боку башни отсюда напоминали пеструю психоделическую горку в аквапарке – только вот на конце у нее был не бассейн, а неприятно твердый тротуар.
Наша певунья тем временем откачнулась назад, вертясь и пытаясь что-то бормотать сквозь повязку.
Гроувер отчаянно дергал струны. Инструмент послушно распространял вокруг магические вибрации – но только в голосе сатира не было ни силы, ни уверенности.
