— Тогда… можно, лучше я сама буду д’Артаньяном?
— Ты?! Девчонка?
— Ну и что.
— Ты и фехтовать не умеешь!
Ирина задохнулась от возмущения. Надавать бы этому Атосу по физиономии! Хотя это не по-дворянски.
Гораздо лучше благородно швырнуть ему в рожу перчатку, по всем правилам! «Вы оскорбили меня, мсье, и я требую сатиф… сатисфакции!»
Только где взять секундантов, не Нюсю же, жалкую, приглашать на такую ответственную роль!
И потом, подаренные папой алые перчаточки остались дома, в Красноярске, мать дала ей с собой только вязаные варежки. Две пары, правда, на смену. Но кто вызывает на дуэль варежкой! Смешно. Все равно что мушкетер в валенках.
А главное — вовсе не хочется ссориться с этим низеньким парнишкой, рушить едва зародившуюся дружбу.
И Ира, сдержав гнев, пригласила:
— Идем, что покажу.
Они свернули в «чемоданную», где во время каникул почти все полки пустовали. Ирина достала свою дорожную сумку с надписью «Спорт» и принялась вываливать из нее вещи прямо на пол.
Наконец добралась до самого дна, где было припрятано ее сокровище, тайком сунутое туда в последний момент, когда мать со Стивом уже спускались по лестнице к поджидавшему такси.
Это был детский пластмассовый набор: исцарапанный в ожесточенных дворовых боях красный щит и коротенькая игрушечная шпажка с обломанным эфесом. Ира любила их так же горячо, как обыкновенные девчонки любят глупых разряженных кукол с неживыми глазами.
— Вот! — торжественно объявила она. — А ты говоришь — не умею фехтовать.
Атос серьезно рассмотрел оружие, взвесил его на ладони. Некоторое время размышлял, почесывая подбородок в том месте, где у графа должна бы находиться острая бородка.
И принял решение:
— Ладно. Попробуй. Возьмем тебя на испытательный срок. Я лично поговорю с де Тревилем.
Ирина была озадачена. Как могло случиться, что ее мушкетерское снаряжение не вызвало у Атоса бурных восторгов? Да знает ли он вообще толк в подобных вещах или все его словеса — только ля-ля тополя?
— Тебе что, не понравилось?
— Да ничего, — отозвался мальчишка равнодушно. — Для маленьких сойдет. У нас-то настоящие!
На другой день громко хлопнула тяжелая интернатская дверь, и пустой вестибюль эхом отозвался на чьи-то шаги.
Да нет, пожалуй, и не шаги вовсе, а сложный танцевальный шаг в искрометном ритме неистового фламенко! На чисто вымытом мраморе кто-то лихо выплясывал.
Анна Петровна, услышав эту задорную дробь, испуганно втянула голову в плечи, словно защищаясь от удара. И пробормотала, вдруг осипнув:
