— Другие ему изменили и продали шпагу свою! — серьёзным тоном произносит Андрей, вырастая перед спорящими неожиданно для них.
— Ты, видать, и ночевал здесь! Аудиторию под спальню приспособил?
— А вам Толстой, гляжу, и спать-то не даёт!
Друзья радуются друг другу так, словно полжизни не виделись. Так радоваться может только юность, не научившаяся прятать и прятаться.
Постепенно коридор заполняется шумной студенческой толпой. Многие — хорошие знакомые: Михаил Байдалаков из Новочеркасска, Валентин Волконский из Казани, Станислав Рольц из Воронежа. А с Виссарионом Алексеевым, сыном войскового старшины из станицы Гундоровская, Андрей и поселился вместе не только в одном уголке Москвы — на Полянке, но даже и в одном доме в Новинском переулке.
Их курс тогда жил по преимуществу у Патриарших прудов, в так называемом Латинском — студентами облюбованном — квартале, в кирпичных и внешне неопрятных зданиях, у Гиршей, в квартирах разной обустроенности и стоимости. Снесарев тоже какое-то время жил на Малой Бронной (несколько десятилетий спустя в этом уголке Москвы возьмёт зачин знаменитый роман «Мастер и Маргарита»). Иные его сокурсники обосновались в недалёких от университета недорогих гостиницах с далёкими и родными звучными географическими названиями «Сербия», «Черногория», и Андрей не однажды забредал туда.
Житьё студенческое разное. Большинство предпочитало — подешевле. В столовой суп, борщ — три копейки, а хлеба — сколько угодно. Хлеб тогда Россия за границей не покупала!
Аудитории наполняются гулом и смехом студенческой массы — надежды общества, главного нерва будущей русской жизни и её разлома. Наставники появляются в последнюю очередь, успевая после подъёма на третий этаж если не отдохнуть, то хотя бы перевести дух в профессорской на длинном в виде буквы «Г» диване, под портретами двух государей сразу: реформатора и охранителя.
Начинались лекции. Всё было здесь: глубокая, пытливая мысль физика А.Г. Столетова, блистательные импровизации математика А.П. Соколова, остроумные доводы астронома Ф. А. Бредихина, сложные аналитические объяснения математика-механика Н.Е. Жуковского. Каждый из них — сам по себе университет. И каждый приносил в аудиторию свои невольные странности, свой характер, своё сердце.
Особенно странен, но и любим студентами был Жуковский, ставший доктором математики в тридцать пять лет, после защиты диссертации о прочности (устойчивости) движения. Он обладал редкой рассеянностью, и последняя доставляла окружающим немало как весёлых, так и огорчительно-досадных минут. Однажды он умудрился перепутать кому что рассказывать: лекцию, предназначенную для третьекурсников, учёный прочитал второкурсникам, и те ничего не поняли; когда же он лекцию для второкурсников стал излагать третьекурсникам, те заявили, что нынешнюю лекцию он уже читал им в прошлом году.
