— Ну, я её первым делом по городу прокатил. Проехались по центральному проспекту…
…Это где наши девицы — красавицы с колясками дефилируют и себя показывают. Мини, прозрачные сарафаны, коляски…
— Потом съездили на пляж…
…Стройные, практически обнажённые загорелые фигуры, прикрытые скромными лоскутками материи…
— Дальше — в магазин. Я ей сам купальник подбирал…
…Это после пляжа то?!. Представляю, что он ей нашёл! Осторожно осведомился:
— Надеюсь, примерять при себе не заставил?
В трубке помялись, потом всё же сознались:
— Не. Только показать результат…
— Гхм.
Отец кашлянул.
— Потом мы снова вернулись на пляж… После — посидели в летнем кафе…
На душе отлегло. Это всё‑таки хоть чуть — чуть её в себя приведёт…
— Потом поехали на учебный полигон. Я ей показал, как наши ребята курс молодого бойца проходят. Как — раз на рукопашку попали…
…Молодые монстры крушат всё, что под руку попадёт…
— Затем — ужин. Ну и рванули на дискотеку, что возле пляжа… Попрыгали немного…
— Ё!
— Ага.
Унылым тоном ответил Володя.
— Только её надолго не хватило. Но тут к ней дободались наши девчонки…
— Ч — чего?!
— Пап! Всё нормально! Они по другому поводу!
— Что за повод?
— Интересовались, чья она. Ну, у той хватило ума ткнуть в меня пальцем…
— И?!
Не знаю, что ей напели, но вернулась она домой задумчивая. Даже слишком. Попросила чего‑нибудь крепкого, мозги на место поставить, и после третьей стопки коньяку вырубилась…
— Ты ей коньяк дал?
— Коньяка не было. Только абсент. В семьдесят оборотов…
— А не помрёт?!
— Пап! Всего три стопаря. Она лишь треть бутылки осушила… Правда, литровой… Помереть — не помрёт. Но зелёненькой будет. Так что сутки у вас есть железно.
Голос сына стал серьёзным.
— Ты хотел со мной переговорить о семейных делах?
— Да. Но… После Совета. В принципе, я могу сказать тебе его решение и сейчас. Условие одно — пусть уматывают к себе. Не захотят — их проблемы. Щадить не станем.
— Ясно…
— Но это ещё не точно. Тут в горах чего‑то нашли, из‑за чего и задерживается общий сбор. Но послезавтра всё решится. И… В общем, завтра после обеда приезжай ко мне.
— А Гера?
— Сам же сказал, что она не встанет.
— Да. Извини. Перевариваю наш разговор…
— В общем, жду. До встречи, сын…
Владимир взглянул на мирно посапывающую девушку. 'Даже пузыри пускает', — подумал он. Затем сел на стул, задумчиво глядя в окно. Правильно ли он поступает? Куда проще быть простым тупым воякой. Не надо ни о чём думать самому, всё решают за тебя. Всё — по приказу. Но только жить так, подобно растению, не по его складу характера. Не по нему. Хочется чего‑то большего. Отец… Он всегда отличался от тех, кто его окружает. Не внешне, внутренне. Всегда держав всё внутри, играя роль балабола и пустобрёха для тех, кто его окружал, будучи на самом деле совсем не таким. Внешняя мягкость и слабохарактерность скрывала тот неимоверно прочный внутренний стержень, упрямство и настойчивость. Через 'не могу', через 'невозможно', через слабость и болезнь он шёл только вперёд. Иногда быстро, иногда медленно, но только вперёд, к цели, которую видел только он. Жёсткий, словно старая кожа. Твёрдый, будто базальт, никогда не сдающийся. Пример для сына. Для своих близких. Как он гордился сестрой, не показывая, впрочем, своей гордости остальным. Всегда скрытный, ровный, выдержанный.
