Я мысленно сказала себе, что буду заниматься самостоятельно, а на следующий год поступлю в университет и за один год сдам и все экзамены за первый курс, и часть экзаменов за второй. Мама, думая, что я уже учусь в университете, была очень довольна и рассказывала об этом врачам и медсестрам. Она все больше и больше худела, и врачи ждали, когда у нее повысится содержание железа в крови, чтобы ее можно было прооперировать.
Я попросила отца наведываться в больницу каждый день, но он ответил, что не может оставлять свое такси и что нам будет требоваться все больше и больше денег на лекарства для мамы. Это были всего лишь отговорки: ему просто было больно смотреть на жену, превратившуюся в худущую старуху.
— Взгляд у нее стал каким-то другим, — с отчаянием сказал он мне.
Он сидел перед телевизором. Я поставила перед ним тарелку с куском лазаньи, которую только что подогрела. Мне уже не нравилось готовить еду, не нравилось стараться делать что-то вкусненькое только для того, чтобы насыщать неблагодарные тела, которые почему-то болеют. Мама решила прибегнуть к экстренным мерам и в последнее время стала принимать витаминные добавки, которые сама недавно продавала. Она считала, что вреда они не причинят, а вот полезными вполне могут быть. Отец ел совершенно без аппетита. Он двигал вилкой так, как будто воздух был очень густым и препятствовал его движениям.
— Это ты приготовила? — спросил он, глядя в экран телевизора.
— Она стояла в холодильнике, пришлось разогревать.
— Я так и подумал.
Он медленно прожевал кусочек и с трудом его проглотил. Оправа его очков ярко поблескивала.
— Папа, деньги — не проблема.
Он повернулся ко мне, держа в руке вилку.
— Какая ты наивная…
Я отложила в сторону кухонное полотенце, которым так сильно терла себе во время этого разговора руки, что кожа на них покраснела. Я почувствовала, как по ним с бешеной скоростью зациркулировала кровь. Помедлив секунду-другую, я вышла в коридор и направилась в спальню родителей. Там я достала из комода чистую пижаму для отца, а потом, открыв шкаф, поискала чехол из белой материи, который был надет на норковую шубу, расстегнула его и начала ощупывать карманы. В одном из них я обнаружила мешочек из коричневого шелка — то есть того же материала, из которого была изготовлена подкладка шубы. Внутри мешочка лежали деньги купюрами по пять тысяч. Я очень быстро, поглядывая на дверь, пересчитала купюры. Один миллион песет. Я снова пересчитала купюры. Мне казалось, что если я сейчас покажу эти деньги отцу, то у него уже не будет оснований отказываться навещать свою жену каждый день, чтобы не слышать от врачей, в каком тяжелом состоянии она находится, и оставлять ее всецело на них одних. Однако отдать эти деньги отцу — это значит распрощаться с надеждой на то, что мама снова станет хозяйкой своих секретов. Однако секрет, связанный с Лаурой, был известен не только ей, а еще и ее мужу, и даже Анне — «той, у которой есть собака». Я положила шелковый мешочек с деньгами обратно в карман норковой шубы и застегнула покрывающий шубу чехол, а потом, встав на мягкое кресло с обивкой из голубого бархата, достала завернутый в одеяло портфель из крокодиловой кожи.
