– Я не хахаль! Я законный муж! – обиделся Неваляшка. – И я что-то не припомню, чтобы у Манюни была дочь.
– Манюня?! – усмехнулась Марго. – Ну и прозвище! Фу, какая безвкусица! Какая пошлость!
– Почему? Чем Манюня плоха? А как её, Манькой, что ли, называть? – растерялся Неваляшка. – Как кошку деревенскую?
– При чём тут Манька? – удивилась девушка.
– Ну как, зовут её все так: Маня, Манька. А я вот называю её Манюней.
– Какая ещё Манька? Её Верой зовут! – опешила Марго.
– Не знаю я никакой Веры. Мою жену зовут Маней. И всегда так звали.
Марго застыла с куском колбасы во рту.
– А где же Вера? Где моя мама? Она здесь жила.
– Не знаю, где ваша Вера. Мы три года назад сюда въехали. А кто здесь жил до нас, мне неинтересно.
– Но как же так! Вот наш сервант, а это наш стол. Я это точно знаю.
– Ну да, старые жильцы всё здесь побросали. Мы столько мусора выгребли на помойку! Ужас! А эту мебель было жалко выкидывать, вот мы и решили себе оставить. Но если это ваше, то забирайте. Мы не претендуем.
– А где сейчас моя мама? – беспомощно пролепетала Марго. – Какой у неё адрес?
– Понятия не имею. Мы с соседями не общаемся. Здесь одна шваль живёт, только пьяницы да шлюхи. А вы спросите у кого-нибудь из них. Они подскажут, где ваших родственников искать.
Марго извинилась, положила недоеденный бутерброд на стол и, схватив шубу и сапоги, в смятении выскользнула из комнаты. Только в коридоре она смогла одеться.
«Где же сейчас живёт мама? Неужели ей дали квартиру? А может, она переехала к очередному своему любовнику? Ну да, вышла замуж и поселилась у него. А вдруг её опять посадили в тюрьму? А может, её за пьянство выгнали с работы и выселили из общежития?»
Марго постучалась в комнату её детского приятеля Мишки.
– Заходи, Рита, заходи, – услышала она из-за двери знакомый голос.
Марго сначала удивилась, а потом вспомнила, что слышимость здесь была потрясающей. Ей стало стыдно, что полбарака, наверное, потешалось над тем, как она сейчас опростоволосилась.
Марго вошла в комнату и огляделась. Ничего здесь не изменилось. Всё то же обилие искусственных цветов, фарфоровых статуэток, вышитых салфеток. А Мишкина мама ещё больше заплыла жиром, хотя раньше казалось, что больше уже некуда.
– Ну ты даёшь! – смеялась она, вибрируя всеми своими жировыми прослойками. – «А теперь я буду здесь жить!» «Я ваша дочь!» «Я здесь хозяйка!» Ой, я не могу! Я чуть от смеха не сдохла! Ох! Уф! Я, мля, ща точно сдохну!
Марго с брезгливостью смотрела на это колыхающееся «желе», издающее хрюкающие звуки, отдалённо напоминающие смех.
