— Эй, Червонец, ты дома!? — прокричал с улицы Синица, держа в руке рваный мяч.
Валерка, отодвинув тюль, выглянул на улицу, и, увидя толпу пацанов, крикнул со второго этажа:
— Что надо!?
— Слушай Краснов, мы опять «пузырь» порвали! Помоги!
— А я, что вам, скорая помощь!? — отвечал Валерка. — Вы за неделю четвертый раз свой мяч рвете. А я вам должен его ремонтировать?
— Да ведь только ты, можешь уболтать дядю Моню. Он же тебе верит! — кричал Синица. — У нас денег нет! Но мы обязательно заплатим!
Валерка, бросив дела и закрыв учебник немецкого языка, спустился вниз во двор.
— Ура! — орали пацаны, прыгая от радости при виде Краснова, в карманах которого почти всегда звенела монета.
— Ладно, пошли, — сказал Валерка, и, подхватив рваный мяч с торчащими из него тряпками направился на Ленинскую улицу, где в полуподвальном помещении находилась сапожная мастерская старого еврея Мони Блюма.
Дяде Моне было уже много лет. Седая козлиная бородка была единственным украшением на его лице. По привычке, он постоянно ходил по своей мастерской, держа в зубах три кленовых гвоздя, которыми он подбивал кожаные подошвы дорогих нэпмановских ботинок. Эти деревянные гвоздики разбухали, и как бы срастались с кожей, намертво держа спиртовую подошву. Всем нравилась аккуратная работа Мони, от того у него всегда было достаточно клиентов из респектабельных нэпманов и чиновников высокого ранга Смоленского обкома, облисполкома и даже НКВД.
— О, Валеричка пожаловал, собственной пэрсоной! — говорил дядя Моня, поднимаясь со своего обитого кожаными лентами стула. В его мастерской вкусно пахло резиновым клеем и свежей кожей, а его рабочий халат тоже был весь в клею со случайно прилипшими кусочками резины и кожи.
— Ви, уважаемый, снова порвали свой «пузырик»? Видно, Валеричка, невиданные баталии бушуют на вашем дворовом стадионе, раз вы так часто рвете мои американские капроновые нитки!?
— Дядя Моня, заштопайте, пожалуйста! А то эти футболисты от меня не отстанут. Только деньги я занесу вам, как только батька зарплату получит. Сегодня, к сожалению, я пуст, как турецкий барабан.
Моня знал Краснова и всю его семью, поэтому верил ему, как своему сыну Давиду. Валерка никогда не подводил сапожника и вовремя возвращал то, что обычно был должен за ремонт мяча или своих потертых ботинок.
Моня брал мяч, аккуратно запихивал в него тряпки, и с виртуозной ловкостью при помощи дратвы и шила зашивал мяч, придавая ему первозданную прочность. В эти минуты подобного таинства пацаны, завороженные работой мастера, замирали и, словно под гипнозом наблюдали за каждым движением старого и мудрого сапожника-еврея.
