— Даже в таком обществе, Шарлотта? — голос Скаураса был особенно добродушен. — Собрание Административного совета компании Скаураса в водах Шотландии наверняка менее приятное занятие, чем путешествие в водах Леванта в сопровождении твоих аристократических дамских угодников. Посмотри на Доллмана… — он кивнул головой в сторону высокого худого светловолосого мужчины в очках, лицо которого казалось небритым. Джон Доллман был генеральным директором пароходства Скаураса. — Ну как, Джон? Можете вы соперничать с молодым графом Хорли? Что вы значите по сравнению с человеком, у которого, правда, в голове опилки, но зато пятнадцать миллионов фунтов на счету в банке?
— Боюсь, что очень немного, сэр Энтони, — Доллман производил впечатление такого же большого человека, как и сам Скаурас, и точно так же не обращал внимания на смущение и неловкость, сопутствующие этому странному собранию. — У меня гораздо больше мозгов, — подхватил он тему, — но гораздо меньше денег. К тому же я наверняка не так весел и остроумен, как он.
— Молодой Хорли действительно был душой вашего общества, по крайней мере, мне так кажется, особенно если при этом не было меня. Вы его знаете, мистер Петерсен? — неожиданно обратился Скаурас ко мне.
— Я слышал о нем, сэр Энтони, но я не вращаюсь в этих кругах, — мои манеры не уступали по изысканности манерам других.
— Гм…
Скаурас улыбнулся двум мужчинам, сидевшим около меня. Фамилия одного из них была не слишком англосакской — Герман Лаворски. Как мне было сказано, он был финансовым советником хозяина — толстый добродушный тип с живыми глазами, раскатистым смехом и неисчерпаемым запасом некогда рискованных анекдотов. Он так мало походил на финансиста, что, по моим подозрениям, не имел себе равных в этой области. Другой был совершенно лысым, средних лет, с лицом сфинкса, украшенного усами в форме перевернутого велосипедного руля. Именно такие усы носил когда-то на Диком Западе знаменитый Уильд Билл Хичкок. И хотя этот господин с головой, очень напоминавшей дыню, носил громкий титул лорда Чарнли, он работал в Сити в качестве простого биржевого маклера.
— А что ты скажешь, Шарлотта, об этих двух наших приятелях?
— Боюсь, что я не поняла тебя, — ответила хозяйка дома, глядя на своего мужа с тем же самым выражением.
— Как же так? Я ведь очень ясно выражаюсь. Меня беспокоит общество, которое я навязываю такой молодой и красивой женщине. Как вы считаете? — неожиданно обернулся он к Ханслету. — Разве вы не думаете, что Шарлотта молода и красива?
