— Вы девственница? — спросил он.
Если нет, это объяснило бы, почему Ричард подсунул ему младшую сестру. Она была уже использована. Откуда ему знать, возможно, она уже носит под сердцем нормандского отпрыска?
Уставившись на нее поверх кубка, он заметил, как все ее тело порозовело от его вопроса.
— Я девственница, — ответила она. — Кроме того, я королева и не позволю, чтобы со мной обращались как с какой-нибудь портовой шлюхой.
Опрокинув в себя содержимое кубка, он отшвырнул его на пол и принялся стаскивать с себя одежду.
— Вы королева лишь по моей милости, — сказал он. — Лучше вам об этом не забывать. А утром, после того как советники осмотрят простыни, мы будем знать наверняка, точно ли вы не являетесь портовой шлюхой, как вы красочно изволили выразиться. Теперь забирайтесь на кровать и приступим непосредственно к делу.
Позже, когда она спала рядом с ним, Этельред лежал, уставившись широко раскрытыми глазами на пламя свечей, стоящих по бокам кровати. Он выполнил свои обязанности короля и супруга настолько умело, насколько смог. Девушка, надо отдать ей должное, сделала то же самое. Насколько он мог судить, она не была шлюхой. Она лежала под ним, безответная и податливая, как спящая кошка. Он ожидал чего-то большего после того, как она разделась перед ним, будто какая-то богиня викингов. Но она его разочаровала. Это и к лучшему. Он хотел бы как можно меньше иметь с ней дела, ровно столько, сколько от него требовали Церковь и его королевский сан.
Этельред закрыл глаза, и в наступившей темноте его мысли перенеслись к его покойной жене. Ему было всего семнадцать, когда он на ней женился, а ей двадцать. За все долгие годы их супружества он никогда не видел ее голой. Каждый раз, когда он ложился с ней в постель, она вела себя как монахиня, сжимаясь от отвращения к действу, в котором была вынуждена участвовать. Хотя она ни разу ему не отказала, его приставания она переносила в целомудренном молчании, вероятно, молитвой помогая себе пережить эти испытания. Каждый раз, когда она беременела, она сообщала ему об этом незамедлительно и с нескрываемой радостью, так как, будучи в положении, она не обязана была отвечать на его плотские притязания, вызывавшие у нее омерзение. Самым счастливым временем для нее была беременность. Он также бывал тогда вполне доволен, поскольку получал удовольствие на стороне, с женщинами, которые с радостью раздвигали перед ним ноги.
Он сел на кровати, чтобы лучше рассмотреть девушку, свернувшуюся калачиком под мехами. Ее рассыпавшиеся по подушкам волосы в свете пламени свечей сияли серебром. Похоже, их близость не вызвала у нее отвращения. Он даже заметил ее отстраненно-ошеломленный взгляд на себе, когда проникал в нее, и это заставило его задуматься, что происходит в ее сознании.
