И вот в один прекрасный сентябрьский день 1974 года мы с женой ввалились к нему в «холостяцкую» квартиру со всеми своими киевскими чемоданами. Третий наш спутник, мохнатая, глаз не видно, Джулька летела в это время в Париж, с друзьями, встретившими нас в Цюрихе. Последняя дядина телеграмма в Киев была категорична — «собака абсолютно исключается точка».
Сам он — волосы до плеч, глаза-колючки, брови почище брежневских — оказался добрым, подвижным и весьма словоохотливым — чуть-чуть не сказал «стариком», — нет, не годится, скажем лучше профессором. А поговорить не прочь был… За свои 93 года кое-что да повидал.
Беседы наши — в основном на кухне — проходили не всегда мирно. Монблан Монбланом, но эсеровский, бунтарский дух в нем не выветрился — за чашкой кофе с подсушенным хлебом он весьма темпераментно развивал свои политические идеи.
В основном поносил Америку. И такая она, и сякая, и погода стала неустойчива опять-таки из-за них — авионы (!) тоже они придумали, да-да, не смейся, слишком много всего сейчас в воздухе…
Как ни странно, но к Советскому Союзу, несмотря на свое эсерство, относился весьма терпимо. Более того, хвалил (война, война!) — и тут-то начинались схватки боевые…
— Ну, как ты не понимаешь, Вика, что ваша страна…
— Что наша страна?
— Что, что? Из отсталой и полуграмотной…
— Стала передовой и грамотной?
— Да, грамотной!
— И передовой?
— Ну, не во всех областях, но в некоторых…
— Космических? Сам говорил, что всё в воздухе смешалось…
— Ну, говорил, говорил… Но я не о космосе, я о культуре…
Тут я начинал хохотать.
— Ну чего, что ты хохочешь? Ни в какой стране тиражи книг не доходят до таких размеров, как в вашей.
— Каких книг? Брежневских докладов?
— Не только брежневских. Недавно я вот в вашей «Литературной газете» читал, там приводились цифры тиражей классики.
— А «Правду» ты не читаешь, дядя Коля?
Дядя начинал кипятиться, краснеть.
— Брось этот дурацкий тон. Поверь мне, не будь у вас в стране КГБ…
Я не выдерживал.
— Дядя Коля, дорогой мой, жаль, что меня из партии исключили, а то дал бы тебе рекомендацию.
Тут он начинал топать ногами.
— Дурак! Дурак! Дурак!
Всё в конце концов кончалось мирно, мы допивали свой кофе и отправлялись куда-нибудь на прогулку. Но не поддразнивать милого моего эсера я не мог — покупал свою любимую «Правду» в соседнем киоске и по вечерам, развернув, пытался читать вслух.
— Нет, нет, этого мне не надо. Газеты ваши я не люблю. А вот «Новый мир»…
— А где он? А? — не выдерживал я, и начиналась новая баталия.
