— Не могу, — сказал Джереми, — он не уменьшается ни от чего.
— Я сейчас с ног свалюсь, — сказал Лу.
Мартин очень виновато посмотрел на братьев.
— Зато вам удалось очень качественно напугать меня историей с мышью. Клянусь. У меня тряслись поджилки и сердце ходило ходуном. У вас огромный талант пугателей, — сказал он.
— Лучше бы ты уменьшился, — сказал Лу.
— Оставь его, он не виноват, — сказал Джереми.
— И вам удалось очень качественно растрогать меня той песней про…
— Не оправдывайся, Мартин, — сказал Джереми, — как-нибудь уладится.
— Я очень волнуюсь из-за того, что… — начал Мартин, и взгляд его затуманился.
— Неееет! — закричали Джереми и Лу, и Мартин поспешно продолжил:
— Не волнуюсь! Не волнуюсь! Просто… э… переживаю, что поставил вас в такое неловкое положение.
Лу посмотрел на большое зеленое полотенце с белыми звездами. Раньше оно лежало у Мартина на спине в качестве попоны, а теперь Мартин накрыл им макушку, как платочком. Полотенце показалось Лу очень маленьким.
— Все, — сказал Мартин. — На сегодня все. Пожалуйста. Я измучен волне… э… переживаниями, а также должен обдумать план ухаживания за женщиной моей мечты. Вы не знаете, какие цветы она предпочитает? Конфеты? Игрушки? Литературные произведения? И, главное, нравятся ли ей крупные мужчины?
— О господи, — сказал Джереми.
— Она терпеть не может розы, — сказал Лу. — А от шоколада у нее диатез. И вообще от сладкого.
— Как прекрасно, — сказал Мартин.
— Почему? — спросил Джереми.
— Не знаю, — сказал Мартин, — меня умиляют ее немощи.
— Она хочет самокат, — сказал Лу. — И она умеет читать «Винни-Пуха» на два голоса. А крупные мужчины — не знаю. Однажды она отлупила одного парня на пару голов выше нее. Но он был тот еще козел. А ты не козел.
— Лу, не подавай ему беспочвенных надежд, — сказал Джереми.
— Я попросил бы, — сказал Мартин.
— Я сейчас засну прямо здесь, — сказал Лу.
И братья закрыли дверь гаража и побрели в дом.
* * *
Над маленьким домом С Одной Колонной, где жили Марк, Ида, Джереми и Лу, небо только-только начало голубеть; толстые голуби спали на перилах балкона, звезды еще казались совсем яркими, а рассвет полз на город медленно и сам, кажется, периодически засыпал по дороге. Джереми открыл глаза и долго не мог понять, что его разбудило. Будильник молчал, Лу посапывал, зарывшись лицом в подушку и подогнув под себя левую ногу, из комнат Марка и Иды не доносилось ни звука, но что-то было не так. Наконец Джереми понял: над домом, заплывая в окна, стелился низкий протяжный гудок. Он прерывался и возникал снова, и опять прерывался, и Джереми показалось, что этот гул пытается превратиться в мелодию. И тут он понял, что это такое гудит. Как был, в одной пижаме, он рванулся с постели, на ходу нацепил тапочки на босу ногу и понесся по лестнице вниз. Он распахнул дверь, посмотрел в сторону гаража и тут же заскочил обратно в дом и захлопнул дверь. Несколько секунд он стоял, широко раскрыв глаза, и пытался переварить увиденное, а потом набрал побольше воздуха в легкие и закричал:
