– Хайнц, – фюрер улыбается Линге, как «своему», – что там на улице? Опять жара?
– Не совсем так, мой фюрер, – осторожно возражает Линге. – Жара придет к двенадцати, когда солнце будет в зените. Как всегда, желаете начать день с неторопливой прогулки?
– Само собой разумеется, дружище!
С людьми своего окружения Гитлер отменно вежлив и доброжелателен. Если человек начинал его раздражать, как бывший камердинер Краузе, то проще всего отлучить его от своей персоны, послав на фронт, да черт знает куда! Но с остальными, преданными не за страх, а за совесть, следует обходиться дружелюбно, по-родственному.
– Само собой разумеется, – с улыбкой повторил Гитлер. – Нельзя нарушать порядок вещей! Неторопливая прогулка при любой погоде для меня дело принципа! Неуклонное следование принципам, дорогой Линге, закаляет характер. Но, может быть, ты другого мнения?
– Никак нет, мой фюрер! Вы абсолютно правы! Порядок превыше всего! Но если вы желаете прогуляться до наступления жары, следует поторопиться!
– Ну и куда же ты мне посоветуешь пойти?
– Могу порекомендовать вам прогулку на катере по Бугу, мой фюрер! Я слышал, тут чудесный ландшафт!
– Нет, Хайнц. Ровно в двенадцать у меня встреча с моими генералами. Очень важная встреча! И потом, прогулка – моцион для ног. А катер – это совсем другое. К тому же это надолго. Катер придется отложить… до вечера. Ну, чем ты меня сегодня побалуешь?
Гитлер подсел к столику. Как всегда, завтракал он стремительно, буквально за пять минут. Неуклюже опершись левой рукой о подлокотник кресла, правый локоть установив на край стола, он одним движением кисти быстро подносил смазанный маслом и мармеладом кусок хлебца ко рту и, почти не разжевывая, по-волчьи, глотал. Как всегда, и в этот раз он съел и выпил все – до последней крошки хлебца и до последней капли ромашкового чая.
Того же Гитлер неизменно требовал и от гостей. Слугам категорически запрещалось уносить тарелки с остатками пищи. Начисто вылизанная тарелка считалась признаком хорошего воспитания и патриотизма: во время войны продукты питания в Германии на вес золота.
Покончив с едой, Гитлер довольно раздраженно посмотрел на Линге:
– Ну, давай свои чертовы таблетки, мучитель! Я знаю, за моей спиной доктора Морелля зовут шарлатаном! Когда у Краузе был катар, я посоветовал ему пойти к Мореллю, чтобы тот сделал ему укол. И что мне заявил этот шайскерл?
“Я не позволю доктору Мореллю делать мне уколы, иначе я погиб навеки”
