Ну, думаю-гадаю, что ж такое? Никак у них все на лад пошло? Уж я к ихней двери и так, и эдак, и ухом приложусь, а все — тихо!
То ли, милый мой, слух меня совсем подводит, то ли они дверь еще одной звукоизоляцией обили. Тут, прямо скажем, есть об чем задуматься.
Хоть и стара я стала, дружок, однако ж много чего интересного еще вспомнить способна. Да ты заходи, заходи на досуге ко мне покалякать. Я, может, еще чего припомню. Заходи почаще. А то больно скучно одной-то целыми днями сидеть. Так скучно, что даже в боку колет и во всем теле точно онемение какое образовывается. Не знаешь, к чему это?..
Вот и я не знаю…
Тот день, когда началась эта история, помню прекрасно. Помню место, где произошла та самая историческая встреча. Помню костюм из тонкой итальянской шерсти, сидевший на мне как влитой, но в котором неожиданно стало томительно душно, несмотря на октябрьскую затяжную морось и влажное мигание слабого солнца в серо-жемчужном небе.
Вас интересует точное место действия? Извольте, Таганская площадь, Воронцовская улица, тот самый перекресток, где томится, нервно взрыкивая, поток мокрых машин, готовых очертя голову ринуться в толкучку вечной пробки. Застывший светофор однообразно льет поток красного света, ленивые пешеходы неторопливо волочат подагрические ноги по серо-белой асфальтовой зебре… Время действия — обычное субботнее утро, скучное, мглистое, серое. Туман испуганно отползает в подворотни и проходные дворы, гонимый слабым ветром. Дворовый сквозняк решительно срывает золоченые пятаки листвы и приклеивает их к ветровому стеклу, словно ржавые медали неизвестной державы.
Я сижу на переднем сиденье автомобиля. Скучаю. Повернув голову в сторону, в который раз изучаю табличку на унылой стене, возвещающую мирянам, что возле данного дома, на этом самом месте, в 1917 году наемниками капитала был зверски убит рабочий завода «Динамо» Астахов. Лениво представляю, кто таков был этот зацепившийся в истории Астахов и отчего его расстреляли в таком неинтересном, архитектурно не оправданном месте. Вот расстреляли бы его где-нибудь у Большого театра — совсем другой коленкор был бы, а здесь, на Воронцовской, в окраинном тогда рабочем районе, аккурат возле входа в кожно-венерический диспансер… Кажется, закопченные дома ничуть не изменились за целый век: они все так же подслеповато глядятся в стылое небо, а их заляпанные жиром окна напоминают бельма уличного христарадника. Скучно, господа, когда тебя расстреливают в таком месте! Скучно!
