А переселились когда, боже!.. Я только головой качала. Что за, думаю, отребье к нам понаехало! На ней — драное пальтишко из бабушкиного драпа, сама крошечная, носик пуговкой, глаза как серые английские булавки — не женщина, а чистое недоразумение. А супруг еще задрипаннее нашего алкоголика Витюхи показался. Долговязый, тощий — ну чисто Дуремар. Это уж потом он в тело вошел, как клоп, насосавшись трудовой рабоче-крестьянской крови.
Тогда никакой в нем солидности не наблюдалось, лысины тоже, и детей ни одной штуки. Потом уж, через несколько лет, гляжу, развернулись, прочухали, что к чему. Вторую, смежную квартирку у Циперовича прикупили, соединили их в одну, ремонт забабахали такой, что полгода стены ходуном ходили, так что я уж и спать без молитвы не ложилась, каждую секунду ждала неминуемого свержения с третьего этажа на первый.
И вскоре все у них образовалось самым приятным образом. Мебелишку приобрели всю золоченую, в виньетках, гобелены со сценами из пейзанской жизни. А портьеры — не просто тряпка какая на окне висит, а с бахромой и кистями и с красивым изгибом материала, как в сериале. Все это я разглядела в тот единственный раз, когда к ним в гости заскочить удалось.
— «Скорую», — прошу, — вызовите, не ровен час, помру от стеснения дыхания в сердечной области.
Та стрикулистка мигом кинулась телефон накручивать.
— Присаживайтесь, — говорит, — пока… — И так нервно на часики посматривает.
— Что это, милочка моя, у вас какая-то кудрявость у мебели повышенная? — спрашиваю слабым голосом, возвышаясь на креслице в прихожей в обнимку с валокордином.
А она мне елейным голоском:
— А это стиль рококо, Варвара Ферапонтовна, называется. Ныне очень модно.
Я аж чуть валокордином не захлебнулась. Модно, ишь ты! Раньше за такие «кококо» пятнадцать лет с конфискацией давали!
— А сколько, милочка, ваш камин дров жрет? — спрашиваю слабо, как бы постепенно кончаясь.
— Нисколько, — отвечает, — он электрический, для релаксации сделан. Что-то «скорая» долго едет…
В санузел ихний мне тоже удалось проникнуть. Как она на меня зло ни зыркала, как ни старалась поскорее выпроводить восвояси, я будто по слабости пальцев на себя валокордин расплескала и попросила дозволения руки сполоснуть.
Пустили и в ванную. Мамочки мои! Все блестит, все переливается, как на борту космического корабля! Не знаешь, какую ручку крутануть, чтоб не взлететь куда-нибудь на внеземную орбиту.
Ну, я там все подробнейшим образом обсмотрела. Все баночки с кремом проверила, духи иноземные нюхнула, шампуньку взболтала. Даже одно мыльце крошечное в карман пихнула. У них этого добра невпроворот, а мне позарез надо, у меня нету. Правда, потом оказалось, мыльце-то для собак, чтоб, значит, блох выводить, но пахнет ничего, как в рекламе. А мне-то что, мне это даже безразлично. После этого блохи до-олго меня кусать опасались.
