Дня через два повезли Петюню на каталке на исследование, положили под яркий свет. Зажимы, пакеты для внутренних органов, скальпели — все готово, все ждет своего часа.
Диктую я результаты наружного осмотра. Перчатки натянул, скальпель на изготовку взял, примерился.
Вдруг Петюня правый глаз открывает и произносит жалобно, еле шевеля белыми губами:
— Братцы, уж больно холодно в вашем «трезвяке», дайте накрыться.
Санитары и врачи, конечно, врассыпную, Ларочка, та, что протоколы осмотра на машинке печатает, тут же хлопается в обморок.
Петюнька тем временем садится на каталке, оглядывается, дрожит.
— Закурить нету ли? — просит жалобно.
В гремящей тишине чиркнула спичка. Задымилась сигарета.
Покурил Петюня. А потом говорит:
— Черт, опять платить за ваш вытрезвитель! Жена ныть начнет, мол, нету больше сил мои запои оплачивать. Хоть бы вы, черти, меньше драли за услугу…
Персонал в ступоре, Ларочка на полу лежит, я скальпель в карман халата тихонько прячу.
Петюня посидел немного и говорит:
— Очухался я, братцы, оформляйте на выписку.
Когда до него, наконец, дошло, что он не в «трезвяке» (милиционеров не видно и персонал незнакомый), мужик совсем обрадовался — платить не надо! Ведь услуги-то наши бесплатные, за счет государства.
Дали клиенту зеленый халат, побрел он домой, клацая зубами от холода. Потом две недели Петюня свое возвращение к жизни обмывал, никак нарадоваться не мог.
А через год — новая история. Опять Петюня так нагрузился, что окончательно помер. И снова врач со «скорой» его обслужил как положено. Температуру тела померял — двадцать девять градусов, рефлексы — нулевые, зрачки на свет не реагируют, сердце в груди не ворочается. Натуральный мертвец! Ну, опять выписали ему сопроводительный талон, опять привезли к нам, отгрузили.
Три дня лежал Петюня в холодильнике, мы к нему даже не подходили, от греха подальше.
Жена его тем временем, исходя слезами, на работу позвонила и попросила помощи коллектива похоронить супруга. Коллектив, конечно, расстарался, хотя в глубине души у отдельных индивидуумов и шевелились смутные сомнения. Собрали денег, как заведено, купили десять метров алого сатина, заказали траурные венки, оплатили новый костюм и негнущиеся ботинки, — все как положено.
На четвертый день Петюня наконец проснулся. Огляделся — апартаменты знакомые. И холод знакомый. Обстановка, прямо скажем, не душевная, но жизнеутверждающая.
Снял Петюня первый попавшийся халат с вешалки, напялил его и, разглядев зардевшееся небо за окном, поспешил на работу.
