«Траур» вынашивался, отлеживался в столе писателя несколько лет и вышел в 1936 году. Печальная история бессмысленно загубленной жизни волновала читателей, будила смутный протест. Трагический образ молодой крестьянки, полной жизненных сил и в то же время бессильной, был вполне реалистической, вовсе не символической фигурой. Однако настроение, ею вызываемое, было сродни мироощущению многих мыслящих венгров в ту страшную пору: именно такой, скованной предрассудками, лишенной собственной воли, изверившейся и потерявшей надежду на будущее, видели они свою родину. Читательскому успеху сопутствовало и одобрение критики: автора хвалили за художническую проникновенность, мастерское владение словом, за убедительное, психологически верное письмо, знание жизни, деревни, крестьянского мировосприятия и в особенности — женской души.
Между тем у Немета готов был новый роман, почти догнавший «Траур» в печати. Автор назвал его «Вина», ибо это был роман о вине, грехе, преступлении общества перед теми, кто служит ему живою опорой, а сам остается в нем вечным изгоем.
Герой романа «Вина» Лайош Ковач, бедный крестьянский сын, пария в деревне и пария в городе, куда он подался искать счастья, и даже не счастья — пропитания, принадлежит к тому слою общества, который, по терминологии Немета, образует «низы нации», обездоленные и бесправные, до которых в буржуазной Венгрии никому нет дела. А ведь они огромная, но втуне прозябающая, полезная обществу сила, и они — люди! Однако же благополучные сограждане бесстрастно проходят мимо, не внемля их страданиям, ожесточая их равнодушием, ожесточаясь и сами. По Немету, равнодушие всегда обоюдоостро — оно наносит удар не только по тем, кто унижен судьбой, но и по всему обществу в целом, ибо разлагает, необратимо расслаивает его, и люди теряют общий язык, может быть, навсегда, у них уже нет надежды понять друг друга.
Лайош Ковач неповинен в том, как безысходно горько сложилась его судьба, и это прямое обвинение обществу. Ему, желавшему только трудиться, в сущности, нет иного пути, как погибнуть физически или погибнуть нравственно — разделив удел нищих и воров, всех тех обитателей «дна», которым еще до него не нашлось в обществе места. Писатель, как бы глядя на мир глазами Лайоша, рисует беспощадную махину немилосердного мира, готовую раздавить словно букашку эту старающуюся из последних сил выкарабкаться на свет божий живую человеческую душу. День за днем прослеживая путь в городских джунглях доверчивого, сметливого, работящего парня, Немет с большой художественной убедительностью, достоверностью показывает его постепенное душевное одичание, ибо нечеловеческие условия жизни способны научить только опасливости, замешанной на недоверии хитрости, тупому эгоизму; беспощадно униженный, Лайош уже не испытывает сострадания к другим людям, ему подобным, он чуть было не отрекся даже от единственной родной души — доброй и столь же несчастной сестры Маришки. И когда наступает пора встретиться Лайошу Ковачу с другим важнейшим персонажем романа, Эндре Хорватом, «чудаком» — хозяином виллы, которую строил с другими и Лайош, — мечтателем, жаждущим все бросить, уйти в народ, создать нечто вроде коммуны, где бы все были равны, во всем помогали друг другу, где каждый был бы воспитателем и воспитуемым, обучаясь и обучая полезному, — то встреча их, по сути дела, произойти и не может: эти люди, по мысли Немета, столь насущно друг другу необходимые, не ощущают плоти и крови друг друга, словно землянин и марсианин, а значит, взаимно не могут проникнуть в сокровенную жизнь друг друга. Так, непонятные и непонимающие, они расходятся в разные стороны, Лайош — без сожаления, даже, напротив, со все увеличивающимся грузом обиды и безнадежности, Эндре Хорват — с ощущением полной бессмысленности своего существования, что и подчеркивается его попыткой самоубийства. Между ними бездна — Немет, показывая ее читателю, взывает к совести его, молит действовать, пока не стало совсем уже поздно — впрочем, в ту пору ему и самому, пожалуй, не видятся столь спасительными собственные же призывы к «островкам» нравственного самоусовершенствования.
