– Соня, вы что творите?!
* * *
Я лежала на кровати носом к стене, прямо в одежде завернувшись в знакомый автобусный плед, и старательно пыталась уснуть. Разговаривать ни с кем не хотелось, уши все еще горели после выволочки, устроенной командиром. Можно было бы баюкать собственную гордость и обидеться или рассердиться на Сайгона, но врать себе – последнее дело, так что приходилось признать, что он был абсолютно прав. Нет, он не кричал, не ругался, не употреблял бранной лексики, но от его ровного тона хотелось съежиться, стать незаметной букашкой и забиться куда-нибудь в щель. Я тихо всхлипнула, надеясь, что никто не заметит этого в ровном гуле голосов.
На ночь всех девушек отвели на один из подземных уровней, в спальню на тридцать человек. Как только Мист, руководивший нашим обустройством, белозубо улыбнулся и, пожелав всем спокойной ночи, закрыл за собой дверь, спальня стала напоминать разворошенный муравейник. Девушки бегали, выбирая кровати и меняясь ими, так чтобы оказаться рядом с подругами или подальше от тех, с кем отношения не сложились, обсуждали парней, дорогу, еду – в общем, началась привычная по школьным лагерям или летной практике круговерть. Я протиснулась сквозь гомонящую толчею и прицельно заняла кровать у дальней стены, до которой еще никто не успел добраться. Рядом со мной устроились Мия и Малышка, которая после случившегося держалась с нами рядом как приклеенная и категорически отказалась меняться, когда ее об этом попросили.
Матрас просел под тяжестью тела, и меня осторожно погладили по голове.
– Сонь, ну не переживай ты так. До Таншера доедем, ты его и видеть не будешь. – Я узнала голос Мии.
– Ну чего ты, в самом деле, – неожиданно услышала я голос Малышки. – Из-за этого урода расстроилась? Сама видишь – никто ему бус не дарит, вот и злится, а за что ему бусы дарить? Ни кожи, ни рожи…
Я сама не ожидала, что так разозлюсь, но выпуталась я из пледа практически мгновенно, вскочила на ноги и, сжав руки в кулаки, шагнула к Малышке.
– Он не урод, не смей! – Мой гневный крик вышел неожиданно громким и словно спугнул все разговоры в комнате.
– Дура ты, Малышка, и ничего с этим не сделаешь, – процедила Мия в наступившей мертвой тишине. – Язык без привязи!
Глаза у Малышки стали размером с блюдце, она молча прошла к своей кровати и села к нам спиной.
Через пару минут наша спальня снова наполнилась гулом голосов.
– Ну хоть в себя пришла, – хихикнула Мия и ткнула меня пальцем в бок. – Ты мне такая больше нравишься, а то, наверное, и не помнишь, что на ужин ела?
