И вот теперь я лежу на заднем сиденье машины сопровождения с закрытыми глазами и думаю о невестах, что ждут нас в замке Нашер.
– Как он? – спрашивает Мист, успевший занять водительское место.
– Заснул наконец, – прислушивается к моему дыханию Терри. Тянется в проход и неожиданно подтыкает, как маленькому, стираный и латаный плед, купленный когда-то нами на первом задании и с тех пор путешествующий с нами в машине как талисман на удачу.
– Как ты думаешь, может, ему в этот раз повезет? Так больно за командира, такой мужик мировой, и собрался по путям Прерванных Линий. – Это снова Мист.
– Ты же знаешь, какой он упрямый, – вздыхает Терри, и я прямо вижу, как заостряются черты его лица и он отводит глаза. – Услышал однажды, как его одна курица уродом назвала, так теперь никого и близко не подпускает. Когда он жил в доме его отца, ему часто доставалось за то, что он на маму похож.
– Да их, женщин, не поймешь, – явно кривится Мист, – и чего им надо?
– Знал бы – давно бы Сая женил. Сам-то из-за него до сих пор не женился, я человек простой, мне особенного никого не надо. Но как его бросишь одного, пропадет ведь… – бормочет Терри.
– О, смотри, Нашер показался! – радуется Мист. – Командира будить будем?
– Пусть поспит, – просит Терри, – кто знает, что его еще там ждет?
– Кто знает, – соглашается Мист, и под мерный шорох шин по покрытию я наконец-то уплываю в сон.
К воротам города, раскинувшегося вокруг замка Нашер, между прочим, включенного во всемирное историческое наследие, я подошла примерно через час, влившись в поток других путников, которые постепенно на перекрестках с тропинками, дорожками и дорогами присоединялись к общему движению. Пару раз мимо проезжал громоздкий колесный транспорт, словно сошедший с иллюстрации учебников по истории, оставляя за собой едкий запах. Толпа расступалась по обочинам, унося меня с собой, потом снова возвращалась на дорогу. К счастью, гужевого транспорта и верховых лошадей замечено не было, и я невольно перевела дух. Живых лошадей я видела немного, в зоопарке и в развлекательных парках, а последний раз я очутилась в седле в десятилетнем возрасте, и то только для того, чтобы папа сделал красивую фотографию для моей странички в соцсети. На меня поглядывали с любопытством, но заговаривать не решались, а я старалась идти, не поднимая глаз, и старательно прислушивалась. Говорили тут на местном диалекте всеобщего языка, вполне понятном, но немного архаичном, и я снова вздохнула с облегчением – оказаться еще и без возможности объясниться с аборигенами было бы очень некстати.
