Но вот смолкла артиллерийская дуэль и в наступившей тишине подземелья мы вдруг отчетливо услышали слабый голос, взывавший о помощи:
— Хильфе!
Голос доносился из-за разделяющей нас перегородки. Только теперь мы увидели, что в ней образовались сквозные трещины, через которые почему-то пробивался дневной свет. Стали разбирать перегородку, держа наготове оружие. Первое, что увидели сквозь образовавшееся отверстие — было голубое небо и погнутые стальные балки разрушенного перекрытия. Из-под обломков снова послышался призыв о помощи. Общими усилиями разобрали обломки и обнаружили троих гитлеровцев. Двое сверху были мертвы, а третий под ними оказался навредим. Ефрейтор, похоже, был даже рад пленению.
Капитан обратился ко мне:
— Спроси, знали они, что мы находились за стенкой?
— Да, — сразу ответил ефрейтор, — мы догадывались, но считали, что это защитит нас от огня ваших пушек, и решили ничего не предпринимать.
— А что он думает теперь? — Пленный ответил, что трудно поверить в такую ювелирную точность и хотелось бы взглянуть на того, кто управлял огнем русских батарей.
— Он перед тобой! — я указал на капитана.
Пленный ефрейтор заявил, что ему очень лестно иметь дело с таким опытным русским артиллеристом-гауптманом.
— Пусть не свистит, — сказал капитан. — Объясни этому хмырю, что он имеет дело с кованным на все четыре копыта одесским евреем!
Теперь, при дневном свете, я мог хорошо рассмотреть капитана и, честно говоря, был удивлен не меньше ефрейтора: светловолосый, с серо-голубыми глазами, он скорее бы подошел под категорию «истинного арийца» а немецкий ефрейтор явно смахивал на местечкового еврея.
Я с большим трудом перевел слова капитана, особенно в отношение «свиста» и «кованых копыт».
Отослав пленного в тыл, мы продвинулись вперед вместе с пехотой.
Я пробыл на наблюдательном пункте у капитана весь день и только к вечеру вернулся обратно в штаб полка.
Заканчивались кратковременные «каникулы». Надо было возвращаться в штаб армии для продолжения учебы.
Утром на штабном «газике» вместе с водителем мы отправились в путь.
Покидая полк в момент, когда наше наступление приостановилось, я считал, что это всего-навсего временная передышка и что после перегруппировки сил наступление возобновится. Так считали и в штабе полка, не подозревая еще о назревающей катастрофе.
Уже в пути мы узнали, что пока наши армии так «успешно» наступали, гитлеровцы нанесли сокрушительные удары по флангам и сомкнули кольцо.
