— Ты покидаешь Уэйптон? Сегодня?
— Да. Так лучше. Поедем со мной! Не знаю, как ты попала сюда, мне и дела до этого нет. Но ты отличаешься от остальных танцовщиц из этого кабаре. Я заберу тебя отсюда. Сделаю из тебя королеву! Засыплю бриллиантами!
Она нервно рассмеялась.
— Ты пьянее, чем я думала. Я знаю, оклад у тебя хороший, но…
— Оклад? — Его презрительный смех заставил ее вздрогнуть. — Я нищим стану швырять такие деньги. Как-то раз я сказал дурню Гопкинсу, что у меня в Уэйптоне золотая жила. Я не врал ему. Я богат!
— О чем ты говоришь? — Она слегка побледнела, напуганная его горячностью.
Пальцы его невольно сжались еще сильнее на ее запястье, а глаза вспыхнули самонадеянной уверенностью в исполнении всех его желаний.
— Ты моя, — лихорадочно заговорил он. — Я убью каждого, кто посмотрит на тебя. И ты влюблена в меня. Я знаю. Это и слепому видно. Тебе я могу доверять. Предать меня ты не решишься. Поэтому я расскажу тебе правду. Сегодня ночью Миддлтон и я уходим через горы с караваном мулов, загруженным золотом на миллион долларов!
Он не замечал все увеличивающегося ужаса в ее глазах.
— Миллион золотом! Он любого святого сделает чертом! Миддлтон думает, что сможет убить меня, когда мы будем в безопасности, и мечтает завладеть всем золотом. Он дурак. Умрет он. У меня тоже есть план. Я и не собирался делиться с ним. Если уж воровать, так не меньше миллиона.
— Миддлтон… — у нее перехватило дыхание.
— Да! Он главарь «стервятников», а я его правая рука. Без меня с ними давно бы расправились.
— Но ты же защищал порядок, — напомнила она, словно бы цепляясь за соломинку. — Покончил с убийцами. Спас Макбрайда от толпы линчевателей.
— Я убивал тех, кто пытался убить меня. И поддерживал порядок в городе, пока это не расходилось с моими интересами. Дела Макбрайда ничего общего с моими не имеют. Я дал ему свое слово. Теперь мы в расчете. Ночью, пока «стервятники» и комитетчики станут убивать друг друга, мы сваливаем отсюда. И ты со мной!
С возгласом отвращения она выдернула руку и вскочила с пылающими от гнева глазами.
— О, Боже! — это было горькое восклицание — венец разрушенных иллюзий. — Я думала, ты порядочный — честный! Помогала тебе, потому что думала о тебе как о человеке, достойном уважения. Сейчас так много мужчин без стыда и совести. Я идеализировала тебя! А ты просто притворялся — играл роль! Предаешь людей, которые доверяют тебе!
Острое сожаление по поводу своего легковерия заставило ее замолчать. Потом новая мысль горькой волной захлестнула сознание.
