— Да пускай живет, — отмахнулся колдун. — Ему защита, тебе подмога.
— Пойми, Тамирушка, — вновь заговорил отец, пытаясь объяснить сыну ход своих мыслей. — Стар я. Пекарню вон хотел совсем закрыть, не осталось силы на труд. А чужих нанимать боязно. Ум надо живой, острый иметь, чтобы за делом следить, чтоб не захирело да не разворовали. А я, сам видишь…
Он виновато развел руками и продолжил:
— А Яська вроде свой — родня, да и один как перст. Авось и сбережет дело родовое. Да и мне не так муторно. Вот закончишь служение, вернешься — будет что перенять в оборот.
Колдун сперва даже не понял, о чем толкует собеседник. А когда понял и заглянул в выцветшие слезящиеся глаза, то слова, готовые сорваться с губ, примерзли к языку. Сколько было в Строковом взоре надежды! Не смог сын разуверить отца в обратном. А потому молча кивнул и сжал костлявое плечо. Незачем старому хлебопеку знать, что служение Цитадели не закончить до самой смерти.
* * *
Вечером, дождавшись, покуда отец заснет, Тамир сдернул с сундука посапывающего Яську и потащил того на двор. Паренек от ужаса лишился голоса и разевал рот в беззвучном крике, цепляясь за дверь. Решил, видать, что хотят его вышвырнуть на улицу, на потеху Ходящим. Но обережник безжалостно выдернул трясущегося мальчишку из избы, да еще пинком приободрил:
— Не блажи, — шикнул колдун, — со мной не сожрут. Поговорить надо.
Малец отчаянно закивал и попятился обратно в дом.
— Да стой ты, дурень, — зло дернул его за ухо мужчина, не желая пускаться в долгие объяснения о том, что бояться нечего, поскольку защитные резы на подворье он обновил.
За шкирку Тамир выволок трясущегося паренька под старую липу, отвесил пару затрещин, чтобы перестал вырываться, и сказал:
— Слушай и вникай, бестолочь. Я через день уеду. Завтра поутру сбегаешь за посадником, скажешь: на Строковом дворе ждет его колдун. Пусть придет — дело до него есть.
— Господин, — залепетал мальчишка, у которого горели разом и затылок, и ухо, — дак он же меня и слушать не станет…
Перед глазами стали роскошные хоромы городского головы, к которым и подступиться-то было боязно. Да еще в вихрастой голове Яськи не укладывалось, что почтенный Хлюд — самый богатый купец Ел
а
шира — к кому-то явится по приказу, будто холоп.
— Как же я такое самому посаднику скажу?!
Но наузник не разделял его робости, лишь усмехнулся и ответил:
— Ртом.
В ответ Яська испуганно икнул и в душе взмолился Хранителям, чтобы сын Строка побыстрее отбыл восвояси — в Крепость или еще куда, подальше отсюда только. В умишке же шевелилась тревожная мысль: "Такой прирежет — и рука не дрогнет. А потом еще и поднимет". И мальчишке блазнилось, будто бы въяве он чувствовал страшную силу, которая волнами расходилась от этого молодого мужчины. Но Тамир даже не заметил, какой жути, сам того не желая, нагнал на паренька, и продолжил говорить:
